Элрик — Похититель Душ (сборник)
Шрифт:
— Ну, тогда тебя будет легко найти, дорогой мой господин, и ты снова поселишься здесь. Или, может быть, в другом месте. Но позволь напомнить тебе, что предоставленные вашему семейству кредиты основывались на определенных услугах, которые твоя сестра и твой дядюшка оказывали сообществу. Однако они больше здесь не живут.
— Вы отправили их вниз! — воскликнул испуганный обитатель дома. — Они теперь двигают платформу! Признайте это!
— Я не осведомлен о таких делах. А в настоящий момент возникла потребность в этой собственности. Вот новые арендаторы…
— Нет, — говорит Роза, —
— Сантименты! Глупые сантименты! — Вайладез Ренч разразился смехом, который звучал крайне оскорбительно, крайне насмешливо и бездушно. — Моя дорогая госпожа, эта семья занимает дом, за который не в состоянии платить. Но вы-то заплатить за него в состоянии. Это простое, естественное правило, мои господа. На этом стоит мир. — Последнее предложение было обращено к должнику: — А ну-ка пропусти нас. Пропусти. Мы придерживаемся нашего освященного временем права осмотра!
С этими словами он оттолкнул несчастного письмописателя в сторону и провел недоумевающую тройку внутрь, в темный коридор, переходивший в лестницу. С лестничной площадки смотрели чьи-то яркие, как у горностая, глаза, а с лестницы другая пара глаз сжигала их взглядом, полным ненависти. Они вошли в большую неопрятную комнату, заставленную старой мебелью и заваленную грудами бумаг. В кресле-каталке из слоновой кости и кабаньего дерева расположилась, сгорбившись, крохотная фигурка. И в ней жили, казалось, только глаза — черные, пронзительные глаза, в которых почти не светился разум.
— Мама, они нас выкидывают! — воскликнул изгоняемый арендатор. — Мой господин, неужели тебе хватит жестокости так несправедливо поступить со старой больной женщиной?! Она же не может идти, мой господин. Посмотри — как она будет идти?
— Ее можно катить в кресле, господин Фаллогард. Она будет двигаться, как все мы — всегда вперед и только вперед. К светлому будущему, господин Фаллогард. Вы ведь знаете, что мы работаем ради этого. — Вайладез Ренч нагнулся, чтобы заглянуть в глаза старухе. — Таким образом мы и сохраняем целостность нашего великого народа.
— Я где-то читал, — тихо сказал Уэлдрейк, делая шажок в комнату и оглядывая ее, словно и в самом деле собираясь здесь обосноваться, — что у общества, которое думает только о сохранении своего прошлого, скоро не будет для продажи ничего, кроме своего прошлого. Почему бы не остановить деревню, господин Ренч, чтобы старой даме не нужно было двигаться?
— Возможно, в ваших краях и ценятся подобные непристойности, мой господин, но только не здесь. — Вайладез Ренч посмотрел на кончик своего длинного носа, как аист, которому досаждает назойливая муха. — Платформы должны двигаться постоянно. Народ должен двигаться постоянно. Никакие остановки на пути цыган невозможны. И любой, кто встанет на нашем пути, станет нашим врагом. Любой, кто без приглашения окажется на нашей дороге и попытается бросить вызов нашим законам, станет нашим смертельным врагом, потому что он представляет тех, кто хочет воспрепятствовать нам и остановить народ цыган, который обогнул мир уже больше тысячи раз по земле и по суше, по дороге, построенной им самим. Свободная дорога свободного народа цыган!
— Меня тоже
— Браво, мой господин! — восклицает Фаллогарт Пфатт, взмахнув своим щедрым пером и оросив каплями чернил свою мать, книги и бумаги. — Только должен вас предупредить: не развивайте здесь эти мысли. Хотя мы разделяем ваши чувства. Это мысли моей семьи, но здесь они запрещены, как и во многих других мирах. Нельзя здесь говорить так откровенно, мой господин, иначе ты отправишься за моим дядюшкой и моей сестрой вниз, по долгой дороге забвения.
— Еретик! Ты не имеешь права на такую великолепную собственность! — Мрачные черты Вайладеза Ренча искажает гримаса отвращения, его изысканная косметика светится жаром его собственной оскорбленной крови, словно какой-то экзотический райский фрукт созрел и сразу же обрел голос —
Сюда будут присланы приставы, и тебе, Фаллогарт Пфатт, и твоей семье тогда очень не поздоровится!
— Что от нее осталось, от моей семьи? — ворчит Пфатт, внезапно опуская руки, словно он всегда предвидел это свое поражение. — У меня дюжина будущих жизней. Какую выбрать? — И он закрывает глаза, лицо его искажается гримасой, словно и он тоже отведал растворенного драконьего яда. Он испускает громкий вопль, крик обманутой души, звучит отчаянный голос существа, которое внезапно видит в справедливости химеру, а во всех ее проявлениях всего лишь словесную шелуху. — Дюжина жизней, но все равно никакой справедливости для простого человека! Где же он — этот Танелорн, этот рай?
Вряд ли Пфатт когда-либо встретит кого-нибудь другого, кроме Элрика, кто мог бы сказать ему правду о Танелорне, но Элрик молчит, потому что, как и все, кто обретал защиту и покой в этом городе, дал клятву молчать. Только воистину страждущий мира и покоя найдет Танелорн, потому что Танелорн — это тайна, которую носит в сердце своем каждый смертный. И Танелорн существует только там, где смертные собираются в совместной решимости служить всеобщему добру и сами творят вокруг себя райский уголок.
— Мне говорили, — прошептал альбинос, — что каждый человек способен обрести Танелорн в самом себе.
Фаллогард Пфатт убрал перо и бумагу, поднял мешок, в который он уже, как выяснилось, уложил все ему необходимое, и, опустив глаза, покатил кресло со старухой-матерью из комнаты, зовя за собой других членов семьи.
Вайладез Ренч смотрел, как они уходят со своими тюками и пожитками, потом удовлетворенно вздохнул, оглядел дом и сказал:
— Немного краски, и эта собственность станет повеселее. А весь этот хлам мы, конечно же, отсюда уберем и используем его с максимальной эффективностью. Думаю, вы согласитесь, если я скажу, что мы навсегда избавились от этой семейки Пфаттов, закосневшей в своей болезненной мнительности!