Эмансипированные женщины
Шрифт:
— Я поеду с тобой в Меран. Деньги у меня есть…
Здислав задумался.
— Ну что ж. После консультации с Таппейнером я выпишу тебя.
— Зачем же так? Я сейчас хочу с тобой ехать. Я…
Брат отстранил ее и крикнул, ударив себя кулаком в грудь:
— Послушай, Мадзя! Если ты дашь знать старикам или будешь навязываться, — клянусь тебе, я отравлюсь! Вот тут, в этом номере! Дайте мне хоть недельку пожить, как мне хочется!
Мадзя поняла, что придется уступить. Но ее не покидала надежда, что, может быть, брат не так тяжело болен.
— Вот увидишь, — сказала она, — выздоровеешь, сам в этом убедишься.
— Смешная
— Ах, если бы ты всегда так говорил! — воскликнула Мадзя, бросаясь ему на шею. — Но ты меня вызовешь сразу же после приезда в Меран?
— Сразу же после консультации с Таппейнером.
— И я всегда-всегда буду с тобой?
— До гроба, — ответил Здислав, целуя ее в лоб. — А если убежишь, я брошусь за тобой в погоню. Я вижу, ты одна только можешь ухаживать за мной, но, пожалуйста… не упрямься!
— Ну, хорошо, поезжай в Меран! — решительно сказала Мадзя.
— Погоди, потерпи немного! Дай же мне отдохнуть несколько дней.
Они оба рассмеялись.
— Ах ты, ипохондрик, — пожурила Мадзя брата.
— Может быть, это действительно ипохондрия.
— Знаешь, если ты в самом деле так богат, возьми извозчика и покатаемся часок-другой на свежем воздухе…
— Ну какой у вас тут воздух! — отмахнулся он. — Вот в горах я подышу воздухом, а здесь лучше уж подождать этого… чудака. Первый раз в жизни вижу математика, который с таким спокойствием утверждает, что верит в бессмертие души.
— Он действительно верит, и, надо думать, у него есть доказательства.
— Счастливец! — вздохнул Здислав.
В полдень в гостиницу явился Дембицкий в праздничном наряде. На нем был коричневый сюртук, который жал в плечах, белый пикейный жилет, который топорщился спереди, и светло-серые брюки с небольшим пятном пониже правого колена. В одной руке старик держал шляпу и трость, в другой — летнее пальто, рукав которого волочился по полу.
При виде разодетого гостя Бжеские не могли удержаться от смеха.
— А что, — заговорил Дембицкий, — при сестре и чахотка отступает?
— Знаете, пан Дембицкий, — сказала Мадзя, поздоровавшись со стариком, — Здислав этой ночью впервые спал в постели. Правда, не раздевался, но все-таки лег.
— И что самое любопытное, — прибавил Бжеский, — на фоне небытия мне рисовались уже какие-то формы, движение.
— Что-то больно скоро, — заметил Дембицкий.
— Это неизбежное следствие нашей вчерашней беседы. Закрытые глаза в нормальном состоянии видят только темноту; но если раздражать их ярким светом, на фоне темноты появляются какие-то виденья.
— Добрый знак, — сказал Дембицкий. — Выходит, ваши духовные силы еще не угасли.
— Ах, какой вы хороший, — воскликнула Мадзя. — Ну, говорите же, говорите, как вчера, я уверена, что Здислав будет обращен.
Бжеский усмехнулся, а Дембицкий холодно произнес:
— Я, собственно, затем и пришел, чтобы закончить вчерашний разговор. Но должен заметить, что я вовсе не собираюсь обращать вас в новую веру. Я — не апостол, а вы — не заблудшие овцы из моего стада. Вы для меня примерно то же, что для химика реактивы,
Это было сказано таким сухим тоном, что по лицу Мадзи пробежала тень недовольства. Зато Здислав пожал руку старику.
— Вы внушаете мне уважение, пан Дембицкий. Конечно же, теория бессмертия души, преподнесенная больному для того, чтобы его утешить, смахивает, прошу прощенья, на… жалкую игрушку. Не сочтите это за нескромность, но я слишком много видел на своем веку, чтобы позволить мистифицировать себя с помощью красивых фраз; да и вы слишком порядочны, чтобы так поступать.
Дембицкий положил шляпу на чайник и масленку, поставил в угол трость, которая тут же упала на пол, сам уселся в кресле и, скрестив руки, без предисловий спросил Здислава:
— Почему вы не верите в существование души, не однородной с телом и обособленной?
— Потому что никто и никогда ее не видел, — ответил Бжеский.
Мадзя вздрогнула. Странное чувство охватило ее, когда она услышала такой простой ответ.
— Почему же, — спросил Дембицкий, — вы верите, что явление, которое мы называем светом, основано на четырехстах — восьмистах триллионах колебаний в секунду? Кто видел эти колебания?
— Наши сведения о колебаниях возникают из расчетов, основанных на том, что два световых луча, столкнувшись, могут затухнуть.
— А то, что я, вы и все другие люди мыслят и ощущают, разве не является таким же достоверным фактом, как затухание световых лучей при столкновения?
— Но мышление вовсе не свидетельствует о том, что душа является чем-то обособленным от тела. Ведь она может представлять собой, и наверняка представляет, движение клеток мозга. Без мозга нет мышления.
— Откуда вы это знаете? До Джильберта все считали, что электричество существует только в янтаре, а теперь мы знаем, что оно может существовать во всей вселенной. Простые люди считают, что там, где замерзает вода, а тем более ртуть, отсутствует теплота; а физики уверены, что теплота существует и при двухстах пятидесяти и двухстах шестидесяти градусах ниже точки замерзания воды. Отсюда вывод: если сегодня мы обнаруживаем душу только в мозгу, то наши потомки могут найти ее в растениях, в камне и даже в пустоте, которую принято называть торричеллиевой.
— Но ведь это только гипотезы, — возразил Здислав. — Между тем тот факт, что мышление является функцией мозга…
— Вот, вот! Может, вы докажете это?
— Доказательства вам известны, — ответил Бжеский, — поэтому я только перечислю их. В животном мире мы видим, что большему развитию мозга сопутствует и более развитая мыслительная деятельность. У человека, как известно, чрезмерный или недостаточный приток крови в мозгу ослабляет, а то и вовсе приостанавливает мышление. Алкоголь, кофе, чай, возбуждая кровообращение, возбуждают и процесс мышления. А когда в старости мозг высыхает, соответственно слабеют мыслительные способности. Решающее значение, — продолжал он, — имели опыты Флуранса, который лишал голубей способности сознавать окружающее, удаляя у них определенные слои мозга; но когда мозговая ткань отрастала, к птице возвращалась утраченная способность. Да что говорить! Вы знаете второй том Молешотта, его «Круговорот жизни». А ты, Мадзя, при случае прочти в этой книге хотя бы письмо восемнадцатое «О мысли».