Эмблема предателя
Шрифт:
Неудивительно, что пребывая в таком состоянии, он не заметил человека, который остановился однажды днем на Фрауенштрассе и уставился на него. Сначала он медленно приблизился к повозке, чтобы рассмотреть Пауля вблизи, пытаясь, однако, не попадаться ему на глаза. Потом он что-то записал в вынутом из кармана блокноте, тщательно выведя имя Клауса Графа - теперь, когда у Пауля появилось свободное время, а рука немного зажила, борта повозки всегда были чистыми, а буквы четко видны, и это немного смягчало гнев угольщика. И наконец, наблюдатель уселся в ближайшей от того места, где стояла повозка, пивной. Лишь после этого он подошел к дому, куда они поставляли уголь, чтобы
Юрген пребывал в самом скверном расположении духа. Он только что получил табель за первую четверть, и оценки были весьма неважными.
"Придется заставить этого придурка Курта дать мне несколько частных уроков. Может, он сделает за меня несколько домашних заданий. Попрошу, чтобы он пришел к нам домой и воспользовался моей печатной машинкой, чтобы нас не раскусили", - подумал Юрген.
Это был последний год бакалавриата, и он давал пропуск в университет и ко всему, что из этого вытекало. У Юргена не было особого интереса ни к какой профессии, но ему хотелось покрасоваться в студенческом городке своим баронским титулом. Хотя он им пока не обладал.
Там будет полно красоток. Они облепят меня, как мухи.
Он фантазировал об университете у себя в комнате, когда в дверь постучала горничная - новенькая, которую матери пришлось нанять после ухода Райнеров.
– Герр Юрген, к вам пришел герр Крон.
– Пусть войдет.
Когда приятель вошел, Юрген с радостным рыком бросился ему навстречу.
– Ты как раз вовремя, дружище. Поставь для меня закорючку в табеле, а то если его увидит отец, он будет вне себя. Я уже всё утро пытаюсь подделать его подпись, но так и не преуспел, - сказал он, показывая на пол, заваленный скомканными и исчирканными бумагами.
Крон взглянул на лежащий на столе раскрытый табель и удивленно присвистнул.
– Ну и дела-а!
– Ты же знаешь, что этот Вабург меня ненавидит.
– Я вижу, что и другие преподаватели полностью разделяют его чувства. Но я пришел не для того, чтобы обсуждать твою успеваемость, Юрген. Я принес тебе потрясающие новости. Готовься к открытию охотничьего сезона.
– О чем ты говоришь? Какая еще охота?
Крон улыбнулся, с удовольствием предвкушая, как будет ценить его Юрген, когда узнает.
– Охота на одну птичку, которая вылетела из гнезда, дружище. На одну птичку со сломанным крылышком.
17
Пауль слишком поздно заподозрил неладное.
День начался для него, как обычно: с поездки на трамвае от пансиона до сарая Клауса Графа на берегу Изара. Когда он добрался до места, было еще темно, и ему пришлось будить Хульберта, а потом поить его горячим кофе из термоса. В последнее время немой проникся к нему самой нежной дружбой, которая совершенно вытеснила первоначальное недоверие, и Пауль очень любил те утренние часы, когда они вдвоем запрягали лошадей и загружали повозки углем. Их подгоняли к огромному вагону, полному угля; вагон имел широкий металлический желоб, который заканчивался огромным ковшом, способным наполнить повозку за десять минут. Служащий записывал, сколько угля получили работники Графа, чтобы потом выслать еженедельный счет. Потом они с Хульбертом отправлялись к первому клиенту, где их уже дожидался Клаус, нетерпеливо попыхивая трубкой. Простые и утомительные будни.
Добравшись до сарая, Пауль толкнул дверь, как делал каждое утро. Ее никогда не запирали на ключ, потому что внутри нечего было красть, кроме лошадиной сбруи. Хульберт спал в полуметре от лошадей, в комнатке с кроватью, примыкающей к сараю справа.
– Просыпайся, Хульберт! Сегодня больше снега, чем обычно. Придется выйти чуть пораньше, если мы хотим оказаться в Мюнхене вовремя.
Немой не проявлял никаких признаков жизни, но в этом не было ничего удивительного. Паулю всегда стоило немалых трудов его разбудить.
Внезапно Пауль услышал беспокойное фырканье лошадей в стойлах, внутри у него всё сжалось и возникло чувство, которое он давно не испытывал. Словно легкие превратились в свинец, а во рту возник кислый привкус.
Юрген.
Он шагнул к двери, но тут же застыл. Они были там и надвигались изо всех углов, он проклинал себя, что не заметил их раньше. Из шкафа, где хранились лопаты, из стойла, из-под повозок. Их было семеро - всё те же семеро, что преследовали его во время вечеринки на дне рождения Юргена, с тех пор прошла целая вечность. Их лица стали шире и грубее. Они больше не носили школьных курток, а были в толстых шерстяных костюмах и сапогах - вполне подходящая одежда для такой задачи.
– На этот раз тебе не удастся проскользнуть от нас на пузе, кузен. Пол здесь отнюдь не мраморный, - сказал Юрген, с усмешкой поглядев на грязный пол сарая.
– Хульберт!
– безо всякой надежды крикнул Пауль.
– Твой умственно отсталый приятель привязан к кровати. Ему даже рот затыкать не пришлось, он ведь немой, - сказал один из приспешников кузена. Остальные, похоже, сочли эти слова крайне остроумными.
Пауль запрыгнул на одну из повозок, а дружки Юргена обступили его со всех сторон. Один из них попытался схватить его за лодыжку, но Пауль вовремя поднял ногу и опустил ее на пальцы нападавшего. Раздался хруст, и тот с воплем отдернул руку.
– Он мне ее сломал! Вот сукин сын!
– Заткнись! Этот кусок дерьма через полчаса будет весь, как твоя рука, - заявил Юрген.
Несколько человек приблизились с задней стороны повозки. Краем глаза Пауль заметил, как другой схватился за козлы, чтобы забраться наверх, но заколебался. Паулю показалось, что он видит блеск ножа.
И тут словно молния озарила разум, он вспомнил одну из тех многочисленных ситуаций, которые выдумывал в детстве в качестве причины кораблекрушения отцовского фрегата: он со всех сторон окружен врагами, идущими на абордаж, и Пауль сказал себе, что эта повозка - и есть его корабль.
И он не позволит взять его на абордаж.
Он огляделся, отчаянно выискивая что-либо, что может сгодиться в качестве оружия, но под руками оказались только кусочки угля, завалявшиеся на деревянном полу повозки. Они были так малы, что пришлось бы кинуть штук сорок или пятьдесят, чтобы причинить хоть какой-нибудь ущерб. Учитывая сломанную руку, его единственным преимуществом оставалась высота повозки - идеальная, чтобы нанести удар прямо в лицо любому, кто решит на нее залезть.
Еще один нападавший попытался забраться на задок повозки, но Пауль понял, что это просто уловка. Тот, что находился у козел, воспользовался этим, чтобы ухватиться сильнее, подняться и наброситься на молодого человека сзади. Пауль быстро отвинтил крышку термоса и выплеснул горячий кофе в лицо тому, что был сзади. Кофе уже не был кипящим, как час назад, когда Пауль готовил его на плитке в своей комнате, но достаточно горячим, чтобы нападавший обхватил обожженное лицо руками. Пауль столкнул его с повозки. Тот со стоном завалился навзничь.