Эмигрант. Испанская война
Шрифт:
…До того я ненавидел красных и Советский Союз умозрительно: я не помнил свою родину и событий, связанных с исходом. Я только знал, что большевики, «красные», лишили нас (эмигрантов) любимых людей и дома. Однако, я не чувствовал этого до сегодняшнего дня, ведь мне и так было кого ненавидеть. Но теперь чёрная, глухая, не имеющая выхода ярость заполонила моё сознание.
«Проклятье! Они должны ответить! Они должны ответить за наши страдания, за убитых и замученных ими людей! Я хочу правосудия! Я хочу драться с ними!!!»
Кажется, последнее я произнёс вслух. Офицеры пристально уставились на меня, будто
– Да, господа офицеры. Я хочу драться с «красными». Более того. Я дрался с теми, кто им служит. Я дрался с Раулем, бандитом в бригаде Жерома. Жером служит Полю Карбону. А тот работает в паре с политиканом-коммунистом Симоном Сабиани. Вот так вот, и в Марселе добрались! И матери моей угрожают!
Тут я упал на кресло. Мне очень плохо. И чуточку хорошо. Очевидно, я пьян. Это замечает и Илья Михайлович. Тем не менее, он спрашивает:
– Никита, подождите. Кто угрожает вашей матери? Почему вы об этом не сказали ранее? Так, господа! Нужно на улицу, развеяться. В ресторане могут быть лишние уши.
Холодный ветер действительно приводит меня в себя. Я уже пожалел о распущенном языке и минутной слабости, из-за которой меня могут перестать уважать «дрозды» (в РОВС я как-то не спешил), а также могут начаться проблемы (говорил я на русском, но имя Карбона в негативной интонации могли услышать). Историю о подставном турнире и угрозах матери пришлось рассказать. Какое-то время все молчали. Затем слово вновь взял «атаман»:
– Никита, послушайте. Мы в Марселе находимся не просто так. Ещё 4 дня мы будем в городе, пока капитан корабля, с которым мы отправляемся в Гибралтар, урегулирует свои вопросы. Мы собираемся присоединиться к армии генерала Франко, сражающейся против «красных» в Испании. Пускай это не Россия, но история борьбы та же; тот же и противник. Наверняка ты слышал о том, что «советы» помогают Республике? Пока это наш единственный шанс взять реванш и снова почувствовать себя настоящими воинами. Если то, что вы сказали в ресторации, является правдой, и вы готовы продолжить дело отца, отправляйтесь с нами.
– Господа, я бы с радостью. Но я не могу. Нет! Выслушайте меня до конца. Этот Рауль… он меня ненавидит. Если я отправлюсь вместе с вами, боюсь, что он выместит свою злобу на матери. Взять же её с собой? А на что она будет жить в Испании? Тут мы хотя бы чем-то успели обзавестись, а что её ждёт там?
– Никита, это единственная проблема? Если так, она решаема. Мы готовы помочь вам с Раулем и вдарить по «красным» бандитам Карбона. Заодно добудем денег нам на оружие и проживание вашей матери. Вы согласны? Вот моя рука.
Я крепко жму протянутую мне руку. Руку соотечественника, предложившего мне помощь и боевое братство.
Глава четвёртая. Экс
Преступный мир Марселя имеет очень строгую организацию и структуру. Несмотря на кажущуюся невозможность поставить бандитов в какие-либо рамки, Поль Карбон смог это сделать. Чёткая иерархия, негласная ранговая система, даже субординация между членами группировки – всё это делало её похожей на армию, где приказы свыше считаются законом. Но именно эта строгая структуризация была одной из главных причин становления Карбона лидером преступного мира.
Жером с его бандой были если не мелкими сошками, то в любом случае, имели не слишком высокий статус. Их потолком был сбор денег с проституток и мелких портовых торговцев. Вдобавок, некоторые члены группы (тот же Рауль) промышляли грабежами. Это был явно не «уровень», но каждый член банды имел шанс стать кем-то большим.
В качестве «штаб-квартиры» банды Жерома выступала небольшая портовая гостиница. Комнаты в ней всегда были заняты, о чём гласила надпись крупными буквами на вывеске. Не умеющим читать всё доступно объяснял устрашающего вида метрдотель. В гостинице располагался склад с оружием, жилые помещения, «зал отдыха», где члены группы могли расслабиться за бильярдом, картами и выпивкой. Но, главное, перевалочный пункт, где собранные за неделю деньги сортировались для передачи в «банк» Карбона. Бандиты вели себя, как правило, совершенно безмятежно: обо всех плановых и внеплановых полицейских облавах их предупреждали заранее. Одиночек жандармов, пытавшихся «мутить воду» по идейным соображениям, находили на дне марсельской бухты. Также, практически невозможен был вариант нападения других бандитов: 12 вооружённых мужчин представляли собой очень грозную силу. Кроме того, при подобном раскладе на налётчиков открыли бы настоящую охоту не только боевики Карбона, но и полиция Марселя. И за всеми «чужаками», кто реально мог провернуть подобный финт, с самого начала пребывания в городе устанавливалась слежка.
И всё-таки «дрозды» решили совершить налёт на штаб-квартиру Жерома. Я сильно сомневался в предприятии, но в конечном итоге шансы на успех у него были. Деньги в «банк» сдавались, как правило, в субботу. А корабль Попандопало (капитана-грека) должен был отплыть в Гибралтар в ночь с пятницы на субботу. За места было заплачено заранее. Маму мы собирались погрузить на корабль ночью, непосредственно перед эксом. Почему эксом? Так называли свои налёты на банки боевики-революционеры. Слово нравилось Илье Михайловичу, в своё время служившему в контрразведке у Деникина, а затем и у Врангеля.
Чего мне стоило убедить маму – это отдельная тема. Ей натуральным образом стало плохо; в мой обман о том, что я встретил в ресторане соотечественников, пообещавших помочь нам в Испании, она не поверила. Я не рассказывал ей о моём конфликте с бандитами, но материнское сердце чувствовало опасность. Тогда мне пришлось отбросить в сторону ненужную фальш и ласковый убеждающий тон:
– Мама, у нас нет жизни в Марселе. У меня конфликт с бандитами Карбона, и так просто они от нас не отстанут. Сейчас же есть реальный шанс оставить всё это и начать жизнь с чистого листа. Я уже принял решение и не отступлюсь от него. И тебя я здесь не оставлю.
Мои слова, сказанные спокойным, твёрдым и уверенным голосом, больше похожие на команду, как-то отрезвили её, заставили прекратить истерику и начать собираться. Позже она мне сказала, что так же с ней разговаривал и отец, принимая то или иное важное решение. О том, что я узнал про ещё один кусочек жизни отца (скорее всего финальный) я не стал говорить: итак слишком много потрясений для больной женщины.
План экса был продуман всё тем же Ильёй Михайловичем, который, очевидно, смыслил в подобных делах. С некоторыми особенностями подобных операций он познакомил и меня: