Эмигрант. Испанская война
Шрифт:
Мы оба любили читать и много фантазировали о временах мушкетеров и кардинала. А приходя на море, тут же предавались мечтам о корсарах и Новом Свете, играли в индейцев. Я читал также русских авторов, и иногда Зои просила прочитать ей что-либо на моём родном языке…
Это был относительно короткий период счастливого времени. Я хорошо учился и закончил школу одним из лучших. В порту меня взяли грузчиком на полную ставку. Какое-то время спустя я сумел устроиться официантом в довольно неплохом ресторане в «цивилизованной» части города. Там я получал больше, чем на разгрузке даже без чаевых. И я наконец почувствовал себя
Свыше мне было дано 2 года безмятежной жизни. Затем судьба сделала очередной изгиб, поменяв свой цвет на чёрный.
Вначале разболелся Петрович. Работая на улице в любую погоду, он поймал ангину. Казалось бы, лёгкая простуда, ничего страшного. Но сказался возраст, больное горло дало осложнение на сердце. Мой самый близкий человек (после мамы) слёг, и я залез в крупные долги, чтобы достать лекарства. А для того, чтобы вернуть деньги, всё время приходилось работать. Помимо ресторана, я снова вернулся в порт.
Всё более сложными становились отношения с Зои. Мы редко виделись; а между тем миловидный подросток преобразился в красивую девушку. Я не мог не засматриваться на её тонкий стан, красиво очерченные бёдра и высокую грудь… Она безумно грациозно двигалась на своих длинных ногах; лукавые карие глаза и полные чувственные губы манили… Зои давала ясно понять, что хочет стать кем-то ближе, чем просто другом.
Однажды, во время одной из немногих наших встреч, мы решили задержаться на море и полюбоваться закатом. Если я и любил что-то в Марселе, так это море. Мы обожали плавать, обожали шум волн; в вечернюю пору с наслаждением бродили по кромке песчаного берега.
Вот и в тот день мы задержались после купания, чтобы увидеть, как солнце погружается в морскую воду… Это чарующее зрелище, чувство полного единения с природой и ощущение вечности, которое посещает человека в такие мгновения, создали неповторимую атмосферу близости. Её лицо оказалось вдруг совсем рядом с моим; её глаза, отражающие закат будто звали меня… И повинуясь этому зову, с бешено колотящимся сердцем, я коснулся своими губами её полных и чуть влажных губ. Она не отстранилась; в момент прикосновения по телу будто прошла электрическая волна. Это был даже не поцелуй, только лёгкое касание; но секунду спустя мы жадно впились друг в друга, сплетя тела в объятьях. Я чувствовал жар и упругость молодого, ещё не тронутого женского тела и стремительно сходил с ума.
Этот вечер мог кончиться близостью, которой каждый мужчина жаждет от красивых женщин. Но я не смог. Когда Зои начала освобождать себя от одежды, я нашёл в себе силы оторваться от её тела. Безумно желая близости с ней инстинктивно, разумом и душой я желал остаться честным. Как человек, воспитанный с детства на примере трагичной любви и верности родителей, я не мог по-другому. А если говорить по чести, то в своих чувствах разобраться у меня не получилось.
Мы были близкими друзьями; она мне очень нравилась и не раз приходила в томящих ночных грёзах. Но мне нужно было больше – мне были нужны чувства, в которых я не стал бы сомневаться. А я сомневался. Моя мама – графиня Калязина, отец – русский офицер. А она дочь шлюхи… Это было жестоко и несправедливо. Несправедливо судить о человеке по родителям, но я не мог ничего поделать с ощущением того, что не хочу жениться на ней. И если бы я перешагнул тогда последнюю черту, зная, что у нас нет совместного будущего, я предал бы её, предал бы нашу дружбу и свою честь.
Зои же не поняла моего поступка, попыталась узнать причину охлаждения. Я же в начале стал не ничего объяснять, но… В дальнейшем решил, что объяснение всё-таки необходимо.
И некоторое время спустя мы ещё раз встретились. К сожалению, я не спросил у мамы совета из-за стеснения и стыда. А раз так, то лучшим выбором (как мне тогда показалось), была правда.
Какой же я был дурак! Как сильно я ранил бедную девушку, всю свою жизнь носившую клеймо матери….Ведь по сути своей, я был единственным её другом… хотя каким другом?! Я стал её первой любовью! А своими словами я её унизил и оскорбил до глубины души, растоптав всякие надежды…
…Кровь отлила от её лица, губы сжались в узкую линию. Из-под плотно сжатых ресниц градом катились слёзы. Она долго сдерживалась, слушая мои слова, лишь тихонечко всхлипывала. Потом, попытавшись что-то сказать, бешено разрыдалась и побежала…
Как же горько я себя тогда чувствовал! Ей, конечно, было гораздо хуже, но всё-таки… Больше всего мне хотелось никогда не говорить этих слов. Хотелось всё исправить; понимая свою ошибку и сострадая Зои, я готов был признаться в любви и позвать её замуж. Но думаю, что она поняла бы мой порыв и ещё сильнее оскорбилась моей жалостью.
Я всё-таки навязался проводить её. Как-то успокоив, пытался разговорить, даже шутить… Это не помогало. Я ненавидел себя, ненавидел весь мир вокруг. Мне хотелось с кем-то подраться, выплеснуть эмоции. И одновременно хотелось, чтобы мне было больно. Больно настолько, чтобы Зои не смогла меня уже упрекнуть. …Иногда наши желания сбываются.
Их было всего трое. Трое, перегородивших пустынную тропу с дикого пляжа в город. Они не имели с собой оружия; онидаже не выглядели достаточно крепкими. Я был явно сильнее любого из них. Пожалуй, самым опасным мне показался центральный, по повадкам старший группы. Наглая, презрительная усмешка; сальный, будто ощупывающий Зои взгляд. Долговязый, с длинными конечностями, он был несколько крепче прочих. Я не ошибся, опознав в нём лидера.
– Эй, шлюшка! Твоя мать давно уже не приносит деньги. Пора бы занять тебе её рабочее место.
Гадкая ухмылка ещё сильнее исказила черты лица этого дегенерата. Зои же дёрнулась, как от удара, её кожа стала мертвенно-бледной. Девушку начало трясти.
– Слушай, ублюдок. Если у тебя есть лишние зубы во рту, тебе стоит заткнуться. Уйдите с дороги! И может останетесь целыми.
На деле я искал драку. Мною двигало желание выплеснуть раздражение и злобу.
– Да? И кто здесь такой смелый? Ты мне угрожаешь? А ты хоть знаешь, кто я?
– Не угрожаю, нет. Просто предупреждаю. Кто ты, не знаю. Но догадываюсь, что передо мной очередной кусок пахучего дерьма.
Он спустился ко мне один, и я даже пожалел, что не все трое: так схватка выглядела бы эффектнее. Но не зря меня предупреждал Петрович: нельзя недооценивать противника!
Я всё сделал вроде правильно. Держал дистанцию вытянутой руки с ножом, чтобы среагировать на начавшуюся атаку. Руки согнул в локтях у груди – ещё не стойка, но вполне можно успеть поднять для защиты. И отсюда же легко атаковать «карманными» ударами. Но я не учёл одно важное обстоятельство: в Марселе был известен не только английский бокс.