Эмигрант. Испанская война
Шрифт:
Детские вещи, в которые были вшиты драгоценности, у нас украли. Кое-как добравшись до Парижа, она потратила всё оставшееся, ведь не зная истинной ценности украшений, она отдавала их практически за «так». Она верила, что добрые и галантные французы, улыбчивые кавалеры и шутники, в своём великодушии окажут помощь одинокой матери. Тем более, те люди, к которым она направлялась за помощью, дружили и имели деловые связи с её отцом. В частности, часть своих капиталов дедушка вложил в их промышленное производство.
Но в молодой русской женщине с двухлетним малышом на руках просто отказались признать графиню Калязину. Французские
Большинство же превратилось в третьесортных рабочих: дворников, таксистов, грузчиков. Генералы белой армии, сражавшиеся ещё в Русско-Японскую и Мировую войну, «спасители Франции» 1914 года, теперь трудились метрдотелями в ресторанах. Те, чью независимость, жизнь и достоинство спасла русская армия в начале войны, забыли о долге чести. Да и была ли у них когда-нибудь честь?
Так что мама оказалась никому не нужна, податься ей было некуда. Неоткуда было ждать помощи: соотечественники не могли её оказать, французам же было наплевать на трагедии русских беженцев. Быть чьей-то содержанкой или даже женой она отказалась. Для нас наступили голодные и холодные дни на чужбине. В поисках заработка и более тёплого климата (а зима в Париже без нормального крова остаётся зимой) мы отправились на юг. Приморский Марсель стал для нас второй родиной, а для меня в принципе родным городом, в котором я вырос.
Нормальная работа для русских отсутствовала и в Марселе; но, по совести сказать, у большинства эмигрантов не было полезных специальностей или определённых навыков. Мать пыталась приткнуться и на рыбный завод, и на фабрику по вышиванию. Но домогательства со стороны руководства предприятий вынудило её покинуть эти более или менее тёплые места. В конечном итоге её основной профессией стала уборка улиц. Как женщина, она перестала стараться быть хоть сколько-то привлекательной, чтобы не стать добычей очередных молодчиков. Тяготы суровой и бедной жизни, потери и внутренний пожар чувств (в которых переплелось всё: любовь и жалость к сыну, тоска и надежда о муже, гнев и обида на несправедливость) и наконец, чисто женское одиночество – всё это надломило и состарило маму.
…Но рос я. Маленький, жизнерадостный и весёлый мальчуган, который был рад своей маме, который любил её, и с детства приучился ей помогать. Которому было достаточно иметь только одного родного человека. И я стал тем, кто наполнял её жизнь и тоскующее сердце без остатка, тем, ради кого она жила и боролась.
Глава вторая. Реалия Марселя
Пройти сквозь ряды рукоплещущих французов мне помогает Поль. После боя меня сильно шатает, и тренеру приходится придерживать ученика за руку.
…Поль Пуатье, мой тренер по французскому боксу, стал мне очень близким человеком. Пуатье один из немногих французов, который сохранил честь в отношении к русским людям. И он уже успел отчитать меня за то, что я полез в рубку с фаворитом, и поздравить с крупным выигрышем – десятью тысячами франков. Этой суммы хватит на то, чтобы погасить все (и немалые) долги семьи и подготовиться к следующему бою. Естественно с условием того, что маме не придётся работать.
И вот наконец-то раздевалка. Я с трудом сажусь, мне подают полкружки с водой. Больше пока пить нельзя, можно посадить сердце. Пью короткими глотками, старательно смачивая язык и губы – так легче бороться с жаждой после горячей схватки. Вода как всегда чуть подслащена сахаром и лимонным соком. Самый любимый напиток.
– Никита, ты дурак. Но ни один другой дурак не смог бы выстоять под таким градом ударов. Я, конечно, знаю тебя и верил в твою победу, но сегодня… сегодня ты ещё раз смог удивить старого Поля.
– Тренер, победа в этом поединке ничего не значит в сравнении с вашими словами!
Я говорю искренне, ведь похвала человека, столь много в меня вложившего и столь много для меня сделавшего, не могла не трогать. Поль улыбнулся и с какой-то потаённой грустью сказал:
– Умеешь сделать приятно пожилому человеку… Никита, если мои слова столь значимы для тебя, постарайся выслушать и понять всё, что я сейчас скажу. Жером хочет организовать для тебя бой. По правилам «шоссона». Через неделю в порту.
Жером – это один из главарей портовых банд, родом из Корсики. Он и его люди беспрекословно подчиняются Полю Карбону, главарю криминального мира Марселя. Карбон контролирует всю теневую жизнь города: контрабанду, проституцию, вымогательства. Его люди безжалостно уничтожают ненужных свидетелей любого социального статуса и положения, а при первой необходимости жестоко подавляют беспорядки в порту. Он очень известный человек, которого хорошо знают и уважают даже в Париже. Ведь именно его силами и разумом организованы поставки и транзит опиума в Америку. Никто не смеет идти против Карбона и его людей, если конечно не хочет расстаться с жизнью. Однако если речь идёт лишь о турнире…
– Учитель, я готов и буду драться хоть по правилам «тапочка», хоть «ботинка», хоть английского бокса. Известен противник?
– Никита, ты молод и ничего не понял. Бой нужно будет проиграть, это обязательное условие. Если же ты одержишь победу, цитирую дословно: «мы знаем, где живёт его мама…».
Кровь бросилась к моему лицу, а кулаки бессильно сжались от немого гнева. Эти твари посмели угрожать моей матери!
– Не глупи! У тебя все эмоции написаны на лице. Но их двенадцать вооружённых отморозков! Что ты с ними сможешь сделать в одиночку?! А если и сделаешь, такие вещи люди Карбона не прощают. В самом лучшем случае, ты займёшь место одного из бандитов. А там, если ты не в курсе, вяжут кровью.
Я был в курсе. И прекрасно понимал, что до этого не дойдёт – одного отморозка с револьвером мне будет достаточно. Просто было обидно. И я даже догадывался, кто будет моим оппонентом в следующей схватке.
– Рауль?
– Рауль.
…Моё детство запомнилось мне чувством одиночества. Мама уходила работать порой засветло, а возвращалась лишь ближе к вечеру. Днём она забегала минут на двадцать – покормить меня, и снова убегала на работу. Мы жили в крошечной каморке, с малюсеньким окном, столом и двумя стульями. Даже кушетка у нас была одна на двоих, а единственной драгоценностью и украшением дома были книги. Чаще всего выброшенные кем-то ранее…