Эмигранты. Поэзия русского зарубежья

Бунин Иван Алексеевич

Недаром, голубей воды, Я далью обдавала лбы. Ты! Сей руки своей лишусь — Хоть двух! Губами подпишусь На плахе: распрь моих земля — Гордыня, родина моя! 12 мая 1932

«Никуда не уехали — ты да я…»

Никуда не уехали — ты да я — Обернулись прорехами — все моря! Совладельцам пятерки рваной — Океаны

не по карману! Нищеты вековечная сухомять! Снова лето, как корку, всухую мять! Обернулось нам море — мелью: Наше лето — другие съели! С жиру лопающиеся: жир — их «лоск», Что не только что масло едят, а мозг Наш — в поэмах, в сонатах, в сводах: Людоеды в парижских модах! Нами — лакомящиеся: франк за вход. О, урод, как водой туалетной — рот Сполоснувший — бессмертной песней! Будьте прокляты вы — за весь мой Стыд: вам руку жать — когда зуд в горсти: Пятью пальцами — да от всех пяти Чувств — на память о чувствах добрых — Через всё вам лицо — автограф! 1932–1935

«Вскрыла жилы: неостановимо…»

Вскрыла жилы: неостановимо, Невосстановимо хлещет жизнь. Подставляйте миски и тарелки! Всякая тарелка будет — мелкой, Миска — плоской. Через край — и мимо — В землю черную, питать тростник. Невозвратно, неостановимо, Невосстановимо хлещет стих. 6 января 1934

«Тоска по родине! Давно…»

Тоска по родине! Давно Разоблаченная морока! Мне совершенно всё равно — Гдесовершенно-одинокой Быть, по каким камням домой Брести с кошелкою базарной В дом и не знающий, что — мой, Как госпиталь, или казарма. Мне всё равно, каких среди Лиц ощетиниваться пленным Львом, из какой людской среды Быть вытесненной — непременно — В себя, в единоличье чувств. Камчатским медведем без льдины — Гдене ужиться (и не тщусь!) Гдеунижаться — мне едино. Не обольщусь и языком Родным, его призывом млечным. Мне безразлично — на каком Непонимаемой быть встречным! (Читателем, газетных тонн Глотателем, доильцем сплетен) Двадцатого столетья — он, А я — до всякого столетья! Остолбеневши, как бревно, Оставшееся от аллеи — Мне все — равны, мне всё — равно, И, может быть, всего равнее — Роднее бывшее — всего. Все признаки с меня, все меты, Все даты — как рукой сняло: Душа, родившаяся — где-то. Так край меня не уберег Мой, что и самый зоркий сыщик — Вдоль всей души, всей — поперек! Родимого пятна несыщет! Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст, И всё — равно, и всё — едино. Но если по дороге — куст Встает, особенно — рябина… 3 мая 1934

Читатели газет

Ползет подземный змей, Ползет, везет людей. И каждый — со своей Газетой (со своей Экземой!) Жвачный тик, Газетный костоед. Жеватели мастик, Читатели газет. Кто — чтец? Старик? Атлет? Солдат? Ни черт, ни лиц, Ни лет. Скелет — раз нет Лица: газетный лист! Которым — весь Париж С лба до пупа одет. Брось, девушка! Родишь — Читателя газет. Кача — «живет с сестрой», ются — «убил отца!» Качаются — тщетой Накачиваются. Что для таких господ — Закат или рассвет? Глотатели пустот, Читатели газет! Газет: читай: клевет, Газет: читай: растрат, Что ни столбец — навет, Что ни абзац — отврат… О, с чем на Страшный Суд Предстанете: на свет! Хвататели минут, Читатели газет! — Пошел! Пропал! Исчез! Стар материнский страх. Мать! Гуттенбергов пресс Страшней, чем Шварцев прах! Уж лучше на погост — Чем в гнойный лазарет Чесателей корост, Читателей газет! Кто наших сыновей Гноит во цвете лет? Смесители кровей, Писателигазет! Вот, други, — и куда Сильней, чем в сих строках! — Что думаю, когда С рукописью в руках Стою перед лицом — Пустее места — нет! — Так значит — нелицом Редактора газет-