Шрифт:
Сергей Довлатов
Эмигранты
Район Новая Голландия - один из живописных уголков Ленинграда...
Путеводитель
Солнце вставало неохотно. Оно задевало фабричные трубы. Бросалось под колеса машин на холодный асфальт. Блуждало в зарослях телевизионных антенн.
В грязном маленьком сквере проснулись одновременно Чикваидзе и Шаповалов.
Ах, как
Шаповалов и Чикваидзе порылись в складках запачканной мятой одежды. Был извлечен фрагмент копченой тюльки, перышко лука, заржавевший огрызок яблока. Друзья молча позавтракали.
Познакомились они недавно. Их сплотила драка около заведения шампанских вин. В тесноте поссориться недолго. Обувь летняя, мозоли на виду.
– Я тебя зарежу!
– вскричал Чикваидзе. (Шаповалов отдавил ему ногу.)
– Не тебя, а вас, - исправил Шаповалов. Затем они долго боролись на тротуаре. И вдруг Чикваидзе сказал, ослабив пальцы на горле Шаповалова:
– Вспомнил, где я тебя видел. На премьере Тарковского в Доме кино...
С тех пор они не расставались.
Дома обступили маленький сквер. Бледное солнце вставало у них за плечами. Остатки ночной темноты прятались среди мусорных баков.
Друзья поднялись и вышли на улицу, залитую робким апрельским солнцем.
– Где мы находимся?
– обращаясь к первому встречному, спросил Чикваидзе.
– В Новой Голландии, - спокойно ответил тот. Качнулись дома. Запятнанные солнцем фасады косо поползли вверх. Мостовая, рванувшись из-под ног,
скачками устремилась к горизонту.
– Ничего себе, - произнес Шаповалов, - хорошенькое дело! В Голландию с похмелья забрели!
– Беда, - отозвался Чикваидзе, - пропадем в незнакомой стране!
– Главное, - сказал Шаповалов, - не падать духом. Ну, выпили. Ну, перешли границу. Расскажем все чистосердечно, может, и простят...
– Я хочу домой, - сказал Чикваидзе.
– Я не могу жить без Грузии!
– Ты же в Грузии сроду не был.
– Зато я всю жизнь щи варил из боржоми. Друзья помолчали. Мимо с грохотом проносились трамваи. Тихо шептались постаревшие за ночь газеты.
– Обрати внимание!
– закричал Чикваидзе.
– Вот изверги! Чернокожего повели линчевать!
И верно. По людной улице, возвышаясь над толпой, шел чернокожий. Его крепко держали под руки две стройные блондинки...
– Будем тайком на родину пробираться, - сказал Чикваидзе.
– Беднейшие слои помогут, - откликнулся Шаповалов.
Они перешли мост. Затем миновали аптеку и пестрый рынок.
– Противен мне берег турецкий, - задушевно выводил Чикваидзе.
– И Африка мне ни к чему, - вторил ему Шаповалов.
Друзья шли по набережной. Свернули на людную улицу. Поблескивали витрины. Таяло мороженое. Улыбались женщины и светофоры.
– Посмотри, благодать-то какая!
– неожиданно воскликнул Шаповалов.
– Живут неплохо, - поддакнул Чикваидзе.
– А как одеты!
– Ведь это - Запад!
– Кругом асфальт! Полно машин! А солнце?!
– Еще бы! Тут за этим следят! Возникла пауза. Ее нарушил Шаповалов.
– Датико, я хочу с тобой поговорить.
– И я.
– А ты презирать меня не будешь?
– Нет. А ты?
– Может быть, того... Ну, как его?.. Убежища попросим... Опять же, частная торговля...
– Ночные рестораны!
– Законы джунглей!
– Торжество бездуховности!
– Ковбойские фильмы!
– Моральное и нравственное разложение!
– зажмурился Чикваидзе...
Через минуту друзья, обнявшись, шагали в сторону площади. Там, достав из кобуры горсть вермишели, завтракал блюститель порядка, расцветкою напоминавший снегиря.