Эмилия и Шон
Шрифт:
Я встревоженно оглядываюсь, пытаясь понять, не прячется ли кто-нибудь поблизости. Может, как раз в эту самую минуту кто-то целится в меня? По венам, ускоряя работу сердца, мчится мощный выброс адреналина. Все чувства резко обостряются. Нервы напряжены. Мне хочется побыстрее вернуться домой и вызвать полицию или же скорую помощь. А лучше всего и то, и другое. Но как я оставлю раненого человека здесь одного? Моя совесть этого не позволит. Я должна хотя бы определить: жив ли он еще.
Я напряженно всматриваюсь в грудь незнакомца: есть ли хоть малейшее движение? Она равномерно поднимется и опускается. Значит, он дышит.
— Эй, вы меня слышите?
Глупый, конечно, вопрос, но это единственное, что мне сейчас приходит на ум.
Через ткань футболки я чувствую исходящее от тела тепло и твердость мускулов. Поскольку мужчина никак не реагирует, я снова трясу его, напряженно ожидая хоть какого-то отклика. А ведь он невероятно привлекателен, несмотря на размазанные по телу грязь и кровь.
Раненый со стоном шевелится. Его веки дрожат. Я испуганно отдергиваю руку, которая все еще лежит на его плече. Должна ли я помочь ему подняться или же мне просто поговорить с ним и убедить оставаться лежать? Признаюсь, я с ловкостью управляюсь с растениями, но вот с людьми… напротив, постоянно терплю неудачи. Я смутно припоминаю, как на курсах по оказанию первой медицинской помощи нас учили, что в первую очередь необходимо обеспечить потерпевшему безопасность и создать минимальные условия комфорта для стабилизации его состояния. Но что я могу сделать в данной ситуации? Понятия не имею.
Я склоняюсь к лицу незнакомца.
— Держитесь, я позвоню в скорую помощь. — Мужчина, судорожно поджав руки, впивается пальцами в мягкую землю и громко стонет. — Мой сотовый телефон остался дома. Не волнуйтесь, я скоро вернусь.
Я встаю. Внезапно пальцы обхватывают мою лодыжку, вцепившись в мои джинсы, как только что цеплялись за землю.
— Нет, — рычит он.
Вздрогнув и съежившись, я испуганно хватаю ртом воздух. Взгляд серо-голубых глаз — не пойму — то ли умоляет меня, то ли требует. Для раненого этот человек слишком быстр и чересчур силен.
— Вам нужно в больницу, — настаиваю я, указывая в сторону своего дома. — Я живу всего в двух минутах ходьбы отсюда. Там, где заканчивается тропинка.
Он отпускает меня и пытается сесть прямо, но снова падает. Его лицо искажается гримасой боли.
— Нет… никакой скорой!
Я ошибаюсь или он действительно говорит с английским акцентом?
— Но… вы же ранены. — Для меня это неоспоримый аргумент.
— Нет, — его голос звучит приглушенно, словно у него в горле что-то застряло и мешает говорить. — Никаких… звонков.
Ладно. Либо его преследуют, и он боится, что его схватят, либо он не может ясно мыслить из-за сотрясения мозга или чего-то подобного. В любом случае нельзя медлить. Я должна сделать все, что в моих силах. Как бы трудно это ни было.
Несколько мгновений я задумчиво смотрю на незнакомца. От кого или чего бежит этот человек? Может ли эта встреча стать для меня опасной? Мужчина, стиснув зубы, тяжело и рвано дышит. По его глазам можно сказать не только об испытываемой им боли, но и о его несгибаемой воле. Из пулевого ранения струйкой брызжет кровь. Хочет он того или нет, но ему срочно нужна медицинская помощь.
— Я скоро вернусь, — обещаю я, стараясь говорить как можно бодрее.
Мужчина пытается удержать меня, но напрасно. Для этого он все-таки слишком слаб. Я изо всех
Поспешно набираю номер 112 и жду. Когда диспетчер службы спасения отвечает, по-быстрому описываю ситуацию, и мне обещают в ближайшее время прислать машину. Выдохнув с облегчением, отключаю соединение. И что теперь? Должна ли я быть там, когда приедут за пострадавшим? Встреча с двумя парамедиками и одним раненым парнем для моей нервной системы может оказаться непосильной. Это может вызвать у меня мучительную паническую атаку. Разумеется, мне этого не хочется.
Я на мгновение останавливаюсь, закрываю глаза и концентрируюсь на своем дыхании. Как меня учил психолог. Все хорошо. Мир вовсе не злой. Никто не хочет причинить мне боль или страдания. А вот в лесу лежит человек, который нуждается в моей помощи. Мне просто нужно дождаться медиков и показать им дорогу. А потом я спокойно вернусь домой.
Без проблем.
Полная решимости, я открываю глаза и возвращаюсь в лес, прислушиваясь, не воет ли вдалеке сирена, которая, надеюсь, вскоре сообщит о прибытии машины скорой помощи. Чем быстрее мужчину заберут, тем лучше.
Свернув на повороте, я резко останавливаюсь. В недоумении оглядываюсь по сторонам. Вот и елка, под которой лежал раненый. Трава везде примята. И я даже вижу следы ботинок на земле. Но здесь никого нет.
Незнакомец просто исчез.
ШОН
— О черт!
Я — буквально как раненый зверь — в изнеможении лежу на влажной лесной подстилке. Почти не чувствую, как в спину вонзаются острые сосновые иголки, потому что ребра болят так, что я предпочел бы вообще не дышать.
Женщина собирается вызвать скорую. Это плохо. Задыхаясь от дикой боли, я выпрямляюсь. Нужно побыстрее убраться отсюда. Если меня найдут, то я труп.
А кто, собственно, за мной охотится?
Я понятия не имею. Моя память сейчас полностью затуманена, и я никак не могу сориентироваться. Возможно, из-за бешено пульсирующей в висках крови, отпугивающей любую ясную мысль. Но, боюсь, причина все же кроется во мне.
А вдруг я сбежавший из клиники сумасшедший? Резко втягиваю воздух сквозь стиснутые зубы. Рана на моем плече — от огнестрельного оружия. Это я точно знаю. А кто будет стрелять в сумасшедшего? Значит, дело тут в чем-то другом. Может, я преступник? Грабитель банка или убийца?
Да все, что угодно.
Но кем бы я ни был на самом деле, я не могу лежать здесь и оплакивать утраченную память. Мне нужно двигаться дальше, прежде чем сюда заявится чертова скорая помощь. Возможно, женщина также позвонила в полицию. Я бы на ее месте так и поступил.
Когда я наконец встаю на ноги, меня тошнит до одури. Давление скачет как сумасшедшее. Покачнувшись, я опираюсь на ближайший ствол дерева. Накатившая тошнота вызывает рвотный спазм, но мой желудок абсолютно пуст: я лишь задыхаюсь, но меня не рвет. Делаю глубокие вдохи и выдохи, пытаясь остановить раскачивающуюся под ногами почву. Перед моим мысленным взором мелькают размытые образы и картинки, как на испорченной киноленте.