Эмилия и Шон
Шрифт:
— Сирия, — хрипло выдыхает Шон, и я вздрагиваю от прозвучавшей в его голосе едкой горечи.
Василий коротко кивает.
— Вы оставили в живых Абд аль-Кадир аль-Шаара. А спустя три недели тот организовал террористический акт в парижском метрополитене.
Пальцы Шона сжимаются в кулаки.
— Тогда почему я сижу здесь, а не в военной тюрьме?
— Вам дали выбор. Лишение званий и наград, отмена пенсионных выплат, запись о судимости в личном деле и пять лет тюрьмы. Или же четыре года в GenTech. Ты не хотел участвовать
— Семь братьев — мощный кулак, — бормочет Шон.
— Это был ваш девиз, — констатирует Василий.
Шон молчит, обдумывая сказанное мужчиной.
— Почему мы сбежали? — наконец спрашивает он.
— Из-за генетических изменений вы стали более вспыльчивыми и своенравными. А с увеличением вашей силы и развитием уникальных способностей вас стало чертовски трудно контролировать. Тогда они решили стереть вам память. Чтобы впечатлить наших спонсоров, вы должны функционировать безупречно, — Василий досадливо морщится. — Именно в тот момент я и покинул проект. Посчитал это решение неэтичным и рискованным. Они могли нанести вашему организму непоправимый вред. Кроме того… — несколько долгих секунд Василий колеблется, — вы подписались на четыре года пребывания в стационаре и десять миссий, но после корректировки воспоминаний они собирались связать вас до конца жизни. Это было чересчур грубым нарушением договора.
— Как же им удалось сбежать? — интересуюсь я.
— Перед тем как уйти, я убедился, что Альфы узнали правду. Я настроил систему блокировки так, чтобы в полночь все двери открылись, и они смогли выйти.
Шон хмурится.
— Но почему я ничего не помню?
— Тебе и еще одному парню успели стереть память. Твои братья должны были помочь вам.
Разозлившись, Шон вскакивает и начинает метаться по кухне, которая и так довольно тесная. Он пышет гневом подобно жару, исходящему от солнца.
— Эти свиньи заплатят за это, — сжав кулаки, Шон опирается на подоконник и смотрит на унылую картину за окном.
Похоже, его самоконтроль висит на волоске.
Василий, видимо, чувствует это, потому что выглядит крайне взволнованным. Его взгляд мечется между мной и Шоном, как будто мужчина пытается оценить, смогу ли я остановить Шона, если тот набросится на него.
Если честно, я не уверена, что справлюсь с ним.
Конечно, я знаю о своем влиянии на него.
Вот только таким разъяренным я Шона еще никогда не видела.
ШОН
Единственное мое желание сейчас — это схватить русского ублюдка и вышвырнуть его в окно. Но это, к сожалению, не улучшит нашего положения, хотя немного утолит мою жажду мести. Поэтому я снова сажусь за стол и, отодвинув посуду в сторону, хлопаю рукой по столу, демонстрируя татуировку.
— Что вы со мной сделали? Что это за дерьмо?
Василий смотрит на мое запястье. По
Пусть засунет свою жалость себе в задницу.
— В краску добавлены микрокапсулы, которые необходимо деактивировать через каждые двадцать один день. Иначе они взорвутся и выпустят в кровь быстродействующий смертельный яд.
Все, как я и предполагал. Гребаные свиньи.
— Как обезвредить бомбу?
Василий весь съеживается. Ему действительно есть чего бояться. Если он хоть на минуту забудется, я оторву ему голову.
— С помощью специального сканера. У меня тут есть один.
У него есть сканер? И он сообщает об этом только сейчас?!
Я бросаю на него убийственный взгляд. Василий, мигом вскочив, торопливо покидает кухню. И вскоре возвращается с устройством, похожим на ручной сканер из супермаркета, только чуть меньше. Он с торжественным видом поднимает его вверх.
— Я прихватил его с собой.
Эмилия, подавшись вперед всем телом, пристально разглядывает прибор, а затем переводит взгляд на мою татуировку.
— Сколько дней прошло с момента последнего сканирования? — смертельно побледнев, спрашивает она, нервно сцепив руки.
Она за меня боится. Как же мне хочется расцеловать ее за это.
Но тут русский протягивает мне руку.
— Дай сюда руку. Я проверю.
Я бы охотнее заехал ему кулаком в челюсть, но, думаю, не стоит выводить из строя человека, от которого зависит моя жизнь. Поэтому делаю то, что он просит. Включив сканер, Василий медленно проводит им по моему запястью, глядя на дисплей.
— Тринадцать дней, — говорит он. — Может, стоит подстраховаться и обнулить цикл?
— Черт, да, — взрываюсь я.
Чего тут спрашивать?!
Василий нажимает на кнопку, и наконечник сканера загорается красным.
— Не дергайся. Будет немного жечь, — предупреждает он и медленно ведет сканером по татуировке.
С физической болью я хорошо знаком, и многое могу вытерпеть, но, сказав «немного», парень явно занизил планку. Жжет так, будто у меня сейчас мясо от кости отвалится. Я крепче стискиваю зубы. Эмилия успокаивающе гладит меня по спине. Стараюсь сосредоточиться на ее прикосновениях. Думаю о своих братьях, хотя помню их довольно смутно. Черт, в их телах тикают такие же бомбы замедленного действия.
Я должен им помочь. Но как? Нас разбросало в разные стороны.
— Готово, — говорит русский.
Резко отдернув руку, я рассматриваю запястье. Удивительно, но кожа выглядит абсолютно здоровой. По ощущениям, сканер прожег ее до кости. Тру запястье, бросив убийственный взгляд на русского. Тот втягивает голову в плечи, становясь совсем маленьким.
— Тебе известно, где сейчас мои братья?
Василий с сожалением качает головой.
— Нет, извини, но кое-что у меня все же есть.