Эмма
Шрифт:
Свободная телега нашлась, и мистер Эллин заплатил за свое приобретение, которое должно было отправиться в Клинтон-Сент-Джеймс, как только все мелочи будут упакованы. Этим занималась бывшая служанка, которую вместе с мужем оставил присматривать за домом поверенный кредиторов. Она с каким-то странным удовольствием поведала мистеру Эллину, что тот приобрел имущество, принадлежавшее утонувшей девочке. Когда он сообщил ей, как обстоят дела в действительности, то, по ее радостным восклицаниям, перемежавшимся с возгласами сочувствия, смог убедиться в том, что она не лишена сердца.
— Бедненькая мисс Тина, бедная мисс Тина, — повторяла служанка, — каким же негодяям пришло в голову похитить девочку
Мистер Эллин заинтересовался, что значит последняя фраза. В ответ он вновь услышал историю, которую рассказывала миссис Сайкс, закончившуюся теми же таинственными намеками на «завещание старой мисс Крейшоу».
— Да, — сказала служанка, заканчивая печальное повествование, — если какой ребенок и заслуживает жалости, то это мисс Тина. Она жила здесь в тоске и печали, сидела взаперти в классной комнате, без друзей, с одной только гувернанткой. Правда, она не видела ужасной смерти матери, но слышала разговоры об этом и бродила по дому, словно маленькое привидение, покуда мистер Дирсли не увез ее сразу же после похорон.
Мистер Эллин старался отогнать от себя образ Тины, одиноко бродившей по площадке для игр в «Фуксии», не смея играть с теми, чья жизнь не была омрачена.
— Неужели ей всегда жилось так плохо? — спросил он. — Ведь наверняка было время…
— Да, она была вполне счастлива на свой лад, молчаливо, когда с ней была няня. Этель Терьер была хорошей, доброй молодой женщиной…
Мистер Эллин постарался сдержать улыбку. Служанка рассмеялась.
— Этель Терьер! — да, сэр, вы правы, это, конечно, звучит странно. Бедняжка, она всегда так стеснялась своей фамилии, что скрывала ее, как могла. Боюсь, люди дразнили ее.
— Весьма дурно с их стороны, — сказал мистер Эллин. Он достал карандаш и блокнот. — Вы не могли бы дать мне ее адрес? Когда мы найдем Мартину, ей, я уверен, захочется получить весточку от своей милой няни.
— Не знаю, где она сейчас, сэр, хоть и слыхала, что она скоро уйдет со своего теперешнего места, потому что дети там уже подросли. А ее собственный дом на ферме «Лютик», в Берридейле, под Наксвортом. Так ее можно разыскать.
— Благодарю вас. А адрес мисс Мэрфи, если вы вдруг знаете его?
— Вот уж не думаю, что мисс Тина горюет по НЕЙ, — заметила служанка, хмыкнув, — но у меня есть адрес, который она прислала из Ирландии, когда сделалась миссис Мориарти, на случай, если ей придут письма. Не представляю себе, кто бы стал утруждаться писать ей.
Мистер Эллин переписал адрес и, отблагодарив добрую женщину за услугу, пустился в обратный путь, в гостиницу. Сожалел ли он о совершенном сумасбродном поступке? Веорятно, так бы и было, не прими его мысли неожиданного направления. Он так и оставался погружен в раздумья, пока в холле гостиницы не появился Гай.
— Виделись вы с братом? — спросил мистер Эллин.
— Да, и Лоуренс не знает никого, кто мог бы иметь законные права на Мартину. Тимон и Гарриет Дирсли были единственными детьми, и у их родителей тоже не было ни сестер, ни братьев. Они любили говорить, что «не обременены родственниками». Жаль, что новости мои оказались неутешительными. Вы твердо уверены, что я никак не могу помочь вам? Я был бы рад оказать услугу миссис Чалфонт.
При этих словах неприязнь мистера Эллина ко всему семейству Чалфонт, не слишком успешно подавляемая во время предыдущей беседы с Гаем, одержала верх над его хорошими манерами. Подняв брови, он саркастически произнес:
— В самом деле?
Гай залился румянцем.
— Я заслужил это, — сказал он без обиды. — Конечно, сейчас слишком поздно; но мне хотелось бы загладить свою вину, насколько возможно — и я был бы рад возможности
— Ваша мачеха никогда не винила вас ни в чем, — заметил мистер Эллин чуть мягче.
— Вы пользуетесь ее доверием? Вам известна ее история?
— Мне оказана эта честь.
— Я так и думал. Да, поначалу я не был виноват ни в чем. Я совсем не помню нашего бегства из Груби-Тауэрс.
— Разве вы не знали о том, что ваша мачеха не только не винила вас, но делала все, что в ее силах, чтобы уговорить мужа вернуть вас домой, вверив ее заботам?
Ошеломленный вид Гая свидетельствовал о том, что услышанное — для него новость. Мистер Эллин между тем продолжал:
— Она хотела, чтобы остальные вернулись тоже; но согласие не было дано, либо они сами не хотели возвращаться. Было ли это вам известно?
— В течение многих лет — нет. В детстве я так и не получил ответа на вопрос, почему мы не всегда живем дома. Некоторое время я считал — надеюсь, вы простите мне ошибку — что миссис Чалфонт особа порочная, и нам нельзя видеться с ней. У вас с собой ее миниатюра, вместе с Мартининой, я видел ее сегодня утром. Миссис Чалфонт выглядит там ни на день старше, чем на портрете, написанном с нее перед свадьбой, том самом, что был возвращен ей после смерти моего отца. Мальчиком я часто тайком пробирался в галерею, где висели портреты, чтобы посмотреть на свою красавицу-мачеху, пытаясь понять, какое же преступление она могла совершить.
Мистер Эллин, который все еще не мог прийти в себя от выражения «удивительно хорошо сохранилась», заметно смягчился, услышав более справедливую, по его мнению, оценку моей персоны. Он сказал несколько дружелюбнее:
— Это совершенно естественное следствие того, что вы позволите мне, надеюсь, назвать прискорбным, ошибочным решением вашего отца. Как же вы поняли, что ваше предположение безосновательно?
— Не знаю. Понемногу оно сменилось другим — что миссис Чалфонт невзлюбила нас и не хочет оставаться дома во время наших каникул. Этой темы всегда избегали как здесь, так и в Груби-Тауэрс, и расспросы не поощрялись. Я узнал правду лишь в прошлом году, когда мы с Лоуренсом как-то остались наедине у бивачного костра. Он сам смутно понимал — боюсь, он не очень старался выяснять, — что только отцовское решение мешало нам вернуться домой: мы сделали выбор, сказал он, и должны следовать ему. У Лоуренса было неясное ощущение, что миссис Чалфонт тоже несла за это ответственность. Он обнаружил свою ошибку незадолго до нашего отъезда в Южную Америку. Двое наших знакомых всегда относились к нам недружелюбно. С уважением, но замкнуто и отчужденно. Однажды они с Лоуренсом встретились у Августина, который пригласил их на охоту. Лоуренс напрямик спросил их, что значит их поведение. Так это все и выяснилось. Миссис Чалфонт была воплощенная доброта по отношению к ним и к их семьям, а так как они были возмущены историей с катафалком, старалась смягчить их гнев. Эти люди оказались ее преданными друзьями, они знали многое, и Лоуренсу пришлось выслушать неприятные вещи. Тогда, у костра, он рассказал мне все, что ему было известно. По его просьбе я написал нашей мачехе. Писать сам он не мог, так как, по его словам, ему, как старшему, не может быть прощения. Ответ не пришел.
— Миссис Чалфонт не получила вашего письма!
— Откуда вам это известно?
— Миссис Чалфонт говорила мне, что за все время не получила от вас ни одного письма, не считая официальных извещений, написанных мистером Августином Чалфонтом в связи со смертью вашего отца.
— Не понимаю, почему письмо не дошло. Другие, отправленные в то же время, были получены.
— Вы писали по адресу «Серебряный лог», Клинтон-Сент-Джеймс?
— Нет, я не знал точного адреса. Я отправил письмо домой, чтобы его переслали.