Эмма
Шрифт:
Судя по репликам мисс Смит, умом она не блистала, однако Эмма ее нашла весьма интересной особой – она напрочь была лишена неловкости и стеснительности, качеств, столь тягостных при первом знакомстве; она держалась просто и открыто, но в то же время ненавязчиво. И потом, она выказывала такую трогательную признательность за то, что ее пригласили в Хартфилд, и так безыскусно восторгалась великолепием обстановки, каждой вещью, настолько превосходящей то, к чему она привыкла, что Эмма нашла новую знакомую не лишенной здравого смысла и решила, что она заслуживает всяческого поощрения. Ее следует возвысить. Кроткие голубые глазки и вся природная прелесть мисс Смит не должны впустую растрачиваться на низшие слои общества Хайбери и его окрестностей. Знакомства, которые она уже успела завязать, не делают ей чести. Вот, например, те друзья, у которых она недавно гостила, – люди в своем роде порядочные; однако знакомство с ними,
Она столь самозабвенно восхищалась этими ласковыми голубыми глазками, говорила и слушала, строя между делом в голове различные планы, что вечер пролетел незаметно; и общий ужин, которым всегда завершались подобные вечера – обыкновенно она терпеливо просиживала за столом положенное время, молчала и кивала, – был уже подан и накрыт, и, прежде чем она успела распорядиться, стол придвинули поближе к камину. С живостью, несколько даже превосходящей ее обычное гостеприимство, – хотя ее, как и любую хозяйку, радовало славословие друзей по поводу ее внимания и расторопности, – преисполненная новыми мыслями, распоряжалась она за столом, хлопотала и окружала всех лаской и заботой, настойчиво угощая гостей котлетами из цыплят и морских гребешков. Ей было известно, что такое внимание польстит самолюбию благовоспитанных соседей, которые привыкли рано уезжать домой и ложиться спать.
Чувства бедного мистера Вудхауса, как всегда в подобных случаях, подвергались суровому испытанию. Он, разумеется, был хлебосольным хозяином, потому что так было принято в годы его молодости; однако, будучи убежден во вредности ужина, он не без жалости взирал на каждое новое подаваемое кушанье; и, в то время как долг хозяина призывал его угощать гостей, забота об их здоровье заставляла его с сожалением смотреть на то, как они едят.
Он бы еще смирился, если бы гости ели овсяную кашу-размазню, мисочка которой стояла перед ним самим; однако при виде того, как гости уплетали всякие вкусности, он испытывал поистине адские мучения!
– Миссис Бейтс, – говорил он, – позвольте предложить вам яичко. Не бойтесь, одно яйцо всмятку не повредит организму. Сэрль варит яйца всмятку, как никто. Я бы не рискнул предлагать вам яйцо, сваренное другим, но вам бояться нет нужды – видите, яйца очень мелкие. Одно маленькое яичко вам не повредит. Мисс Бейтс, позвольте Эмма положит вам чуточку пирога – буквально крошечный кусочек. Мы всегда подаем пироги с яблоками, причем с сырыми. Можете не опасаться, что в пироге попадется какое-нибудь старое варенье. Заварной крем? Нет, не рекомендую. Миссис Годдард, позвольте я налью вам вина – всего полрюмки. Даже меньше половины, а потом долью водой. Думаю, вам это не повредит.
Эмма не возражала отцу, но потчевала гостей куда более сытными яствами; нынешним вечером ей было особенно приятно доставить им удовольствие. В ее намерения входило порадовать мисс Смит; она вполне преуспела в этом. Мисс Вудхаус считалась в Хайбери столь выдающейся личностью, что перспектива быть ей представленной внушала молодой девушке столько же ужаса, сколько и радости, однако из гостей юная, скромная девушка уходила преисполненной величайшего удовольствия: мисс Вудхаус не только держалась с нею весь вечер чрезвычайно приветливо, но и на прощание – подумать только! – обменялась с нею рукопожатиями!
Глава 4
Вскоре Харриет Смит стала в Хартфилде своим человеком. Эмма не привыкла терять время даром и потому постоянно приглашала новую знакомую в гости, всячески поощряла и велела заходить почаще; и чем дальше, тем больше радовалась новой крепнущей дружбе. Эмма почти сразу поняла, насколько полезна может оказаться Харриет в качестве спутницы в ее пеших прогулках. Потеря миссис Уэстон в этом отношении прежде казалась ей невосполнимой. Отец ее никогда не выходил за пределы парка; тропинка, обсаженная с двух сторон кустарником, подходила ему и для долгой, и для короткой прогулки, в зависимости от времени года; поэтому, с тех пор как мисс Тейлор вышла замуж Эмма редко покидала Хартфилд. Однажды она рискнула одна пойти пешком в Рэндаллс, однако прогулка не доставила ей радости; а с Харриет Смит можно пойти куда угодно – еще один повод радоваться новой дружбе. Словом, чем ближе Эмма знакомилась с Харриет, тем больше одобряла ее и тем сильнее утверждалась в своих добрых побуждениях.
Конечно, Харриет умом не блистала, но зато она обладала мягким, податливым и отзывчивым характером; кроме того, самонадеянность и тщеславие были ей чужды; ей недоставало лишь руководства со стороны более сильной натуры. Она сразу доверчиво выказала Эмме свою привязанность; а ее склонность к хорошему обществу и переимчивость доказывали, что она, пусть даже бессознательно, обладает хорошим вкусом. Словом, Эмма почти уверилась в том, что нашла в Харриет идеальную подругу. Разумеется, о такой дружбе, какая соединяла ее с миссис Уэстон, и речи не было – второй такой не найти. Но второй такой подруги, как миссис Уэстон, Эмма и не хотела. Нет, тут было нечто совершенно иное; новая дружба укрепляла ее независимость. Миссис Уэстон была объектом обожания и почитания; Эмма не могла не видеть всех ее достоинств и была ей бесконечно благодарна. Харриет же можно любить как человека, которому нужна ее помощь. Для миссис Уэстон она не могла сделать ничего; Харриет же была чистым листом.
Эмма начала с попытки выяснить, кто были родители Харриет; однако этого девушка сказать не могла. Она охотно говорила на любую тему, но о своем происхождении ничего не знала. Эмма могла предполагать что ей вздумается, однако невольно подумала: окажись она на месте подруги, уж она бы постаралась выяснить правду. Харриет проницательностью не отличалась. Ей было довольно тех сведений, которые миссис Годдард угодно было ей дать, а дальше она не заглядывала.
Естественным образом их разговоры вертелись часто вокруг миссис Годдард, других преподавателей, соучениц по пансиону и школьных дел. Если бы не дружба с семейством Мартин с фермы Эбби-Милл, то школьными делами и ограничивался бы кругозор Харриет. Однако Мартины занимали значительную часть ее мыслей; она провела у них два счастливых месяца и теперь с удовольствием вспоминала о своей жизни на ферме и описывала все чудеса и удобства быта своих знакомых. Словоохотливость подруги забавляла Эмму – любопытно послушать, как живут за пределами твоего круга; кроме того, она восхищалась наивной восторженностью, с какой Харриет описывала жизнь на ферме. Подумать только, у миссис Мартин целых две гостиные! Две большие, просторные гостиные – одна почти такая же большая, как гостиная у миссис Годдард; а их старшая горничная живет с ними уже двадцать пять лет; у них восемь коров, из них две олдернейской породы, и еще есть одна коровка уэльской породы, такая миленькая коровка, право! А миссис Мартин сказала: раз ей так нравится эта коровка, пусть она зовется ее, Харриет, коровкою; а в саду у них беседка, где они обыкновенно пили чай. Не беседка, а настоящий летний домик – такой славный, право! И просторный – пожалуй, там и дюжине человек не будет тесно.
Некоторое время Эмму забавляли эти истории, и она не вдумывалась в то, что за ними стоит; однако, получше разобравшись в составе семьи, она забеспокоилась. Вначале она была введена в заблуждение, решив, что семья состоит из матери, дочери, сына и его жены, которые живут одной семьей; однако позже выяснилось, что мистер Мартин – герой большинства рассказов, о котором Харриет всегда упоминала с одобрением, отмечая его готовность прийти на помощь, – холостяк. Никакой молодой миссис Мартин, его жены, нет и в помине; радушие и гостеприимство его показались Эмме подозрительными. Ее маленькому другу грозит опасность! Если она вовремя не позаботится о ней, Харриет может навеки пропасть.
Теперь, когда ее мысли получили новое направление, Эмма засыпала Харриет вопросами и особенно часто наводила ее на разговор о мистере Мартине. Харриет не выказывала неприязни к таким беседам. Она очень охотно говорила о совместных прогулках при луне и невинных домашних развлечениях; и снова Эмма наслушалась вволю о его добродушии и бескорыстии. Однажды он проскакал туда и обратно целых три мили, чтобы привезти Харриет грецких орехов, потому что она призналась, что обожает орехи, – впрочем, он всегда такой любезный и услужливый! Однажды вечером он пригласил к ним в гостиную сына пастуха, чтобы тот ей спел. Она обожает петь. Он немного поет и сам. Харриет считает его очень умным и понятливым. У него славное стадо овец; пока она жила у Мартинов, ему удалось выручить за шерсть больше, чем любому другому фермеру в округе. По ее мнению, все очень хорошо отзываются о мистере Мартине. Его мать и сестры его очень любят. Однажды миссис Мартин сказала ей (при этом личико Харриет зарделось), что лучшего сына и пожелать нельзя, и потому она уверена: женившись, ее сын будет прекрасным мужем. Не то чтобы его матушка хочет, чтобы он женился, нет! Она вовсе не торопит его.