Энциклопедия пиратства
Шрифт:
— Я думаю, что действительно, капитан, исключив из команды пять человек, мы существенно ослабим наши силы! Вооружите этих негодяев!
— Ну нет! Так дело не пойдет! — вскричал боцман Дюваль, который никогда не упускал случая приблизиться к нам, завидев, что мы совещаемся по какому-либо поводу, и смело высказать свое мнение, хотя его никто и не спрашивал. — Господа, вы сошли с ума, желая вооружить наших врагов, так как эти матросы, безусловно, являются врагами! Знаю, что вы сейчас мне ответите, я слышал вашу беседу. Ах, черт возьми,
— Дюваль прав! — сказал мне капитан. — Не давайте им оружия!
Было почти девять часов утра; подул морской бриз, и мы хотели развернуться правым бортом, но каково же было наше разочарование и горестное изумление, когда мы обнаружили, что наш прекрасно оснащенный парусник практически не продвигается вперед.
— Это злая судьба! — сказал нам капитан. — Я ничего не понимаю. Как могло случиться, что „Малая Каролина“, которая вчера шла полным ходом, сейчас стоит на месте, как тяжелый голландский галиот?
Факт внезапного превращения легкого брига в неподвижную громаду мог поразить страхом и более стойкие и смелые умы. Сам боцман Дюваль казался озабоченным и, возможно, первый раз в жизни тщетно вопрошал свой разум, такой всегда изобретательный, в поисках решения.
Что касается пиратского судна, то оно как будто только и ждало нашей беспомощности, так как вскоре мы увидели, что над ним взвились паруса и оно начало неминуемо приближаться к нам.
Через час оно уже находилось на половине расстояния орудийного выстрела от нашего корабля.
— Бог мой! — обратился к нам Лафит. — По крайней мере, попробуем драться, раз уж не можем двигаться. Вперед, друзья мои, к орудиям, приступим к делу!»
ОГОНЬ!
«Я поспешил к орудиям левого борта, которыми должен был командовать; тщательно прицелившись в прао, я дал залп. Но когда туман рассеялся, я не заметил, чтобы враг потерпел сильный урон.
Тогда я приказал своим людям перезарядить пушки, и тут в носовой части корабля раздались крики, привлекшие мое внимание. Я быстро обернулся и увидел капитана, топающего в ярости ногами по палубе; я немедленно бросился к нему.
— Что случилось? — крикнул я ему на бегу.
— Посмотрите! Предатели! — вскричал он, указывая пальцем в сторону пушек. — Они заклепали орудие!
Это открытие поразило нас, как громом, но наш шок не длился слишком долго; инстинкт самосохранения и жажда мести быстро привели нас в чувство.
— Все на корму! — приказал Лафит, побледневший от ярости.
— Друзья мои, — продолжал он, обращаясь к экипажу, готовому исполнить любое его приказание, — я предпочту взорвать корабль, чем оказаться в руках пиратов; лучше уж сразу покончить с жизнью, чем подвергнуться длинной агонии, приготовленной нам презренными негодяями. Но прежде чем прибегнуть к этой крайней мере, которую, я уверен, можно избежать, если вы поддержите мои усилия, нам надо успеть еще заставить предателей дорого заплатить за наше поражение и их триумф. Могу ли я рассчитывать на вас?
— Да, капитан! — в едином порыве ответили члены экипажа, и эта безоговорочная поддержка всей команды тронула мое сердце и вселила слабую надежду.
— Отлично! Тогда схватите предателей, которые находятся среди вас и уже вывели из строя это орудие, — энергичным голосом приказал капитан.
— Это уже не требуется, капитан! — сказал в ответ генуэзец Малари, выходя из толпы. — Здесь есть только один предатель, я давно наблюдаю за ним и сам накажу его. Это он!
Произнеся эти слова, генуэзец быстрым театральным движением бросил к ногам Лафита матроса Жозе Саларио.
Испанец, совершенно не ожидая такого агрессивного поступка со стороны Малари, на какое-то мгновение застыл у ног капитана, не смея от ужаса произнести ни единого слова.
— Отвечай, негодяй! — обратился к нему Малари, не давая бедняге опомниться. — Ведь это ты заклепал орудие?
При этом обвинении Жозе Саларио побледнел, как мертвец, но вскоре вспышка негодования озарила его лицо; он стремительно вскочил и, глядя в упор на генуэзца, прокричал:
— Да, подлый доносчик, это я, действительно, вывел из строя пушку, но почему я это сделал? Потому что…
— Потому что ты бешеный пес и заслуживаешь смерти, — закончил за него Малари, приставив к виску испанца дуло пистолета, внезапно вытащенного из-за пазухи.
Прежде чем кто-нибудь успел броситься между Саларио и Малари, последний выстрелил в испанца, и бедняга упал замертво.
— Видите, капитан, мы не все предатели! — проговорил с мрачной усмешкой генуэзец. — Поверьте мне, когда придет время битвы, вы сможете положиться на нас!
Поступок генуэзца поверг нас в шоковое состояние, и мы уже собрались поблагодарить его за усердие и верность, как слова боцмана Дюваля холодным дождем сразу же погасили наш энтузиазм.
— Твой пистолетный выстрел доказывает только одно, Малари, — ледяным тоном произнес он, — это то, что Саларио был твоим сообщником и что ты боялся его болтливости или слабости. Поверьте, капитан, и прикажите связать всех проклятых иностранцев, и пусть их спустят в трюм. Как только мы победим пиратов, у нас будет время заняться этими мерзавцами!
— Связать меня! Меня! Ну уж нет! Ко мне, Киду… Ко мне, Кортишат… Антонио! — вскричал Малари, устремившись сильным рывком из круга матросов, которые обходили его, и выхватывая из кармана штанов второй пистолет. Ничего не бойтесь, наши индийские друзья уже на подходе… „Малая Каролина“ будет нашей!
Капитан Лафит первый пришел в себя от потрясения, какое произвела на нас всех дерзость генуэзца, и бросился на него с саблей в руке. Малари, обернувшись, прицелился и быстро выстрелил в капитана.