Энциклопедия русской жизни. Моя летопись: 1999-2007
Шрифт:
Через Запад на Восток
Москва, запах жирной баранины, шитый золотом халат, корейско-японский визит Путина В. В.
Таинственная фирма, занимающаяся, по ее словам, производством мороженого, пригласила гостей Московского кинофестиваля на пышный загородный прием в восточном духе. И выгодное это, оказывается, дело – мороженое, кто бы мог подумать. На гектаре земли, расположенной где-то в лесах у Волоколамского шоссе, накрыли нам столы с яствами. В казанах фырчал узбекский плов нескольких сортов. Взлетали воздушные шары расцветки российского флага. С эстрады звучала
Да! Радиотелефон, конечно, придает мужчине вид востребованности. Но ничто так не украшает его, как восточный халат. Все мгновенно обратились в падишахов и визирей, и стала видна истина: вот он, наш магистральный путь – через Запад на Восток.
Мое основное июльское впечатление от Москвы: ласковые и неумолимые волны Азии захлестнули ее приливом, и она стала большим курортным азиатским городом, для местного колорита приодетым в «евростандарт». Если европеец находит порой Москву и Россию недостаточно «комильфо», азиатов она вполне устраивает. В глазах Востока мы – приличная цивилизация, не бедная, не грязная, не разбойничья. Можно жить, можно торговать. Русские – умные, хитрые, сложные люди с заверченной судьбой – могут пугать Запад своей «непредсказуемостью», а Восток их прекрасно расщелкивает и нисколько не боится.
По отношению к Востоку у нас нет никаких комплексов неполноценности и наоборот. Взаимоотношения простые и ясные – кто кого артистичней объегорит, и притом без злобы. Азиатский бизнес процветает и делает это не через силу и только ради денег, как основная масса бизнеса западного, а в хорошем настроении и с удовольствием. Процветает и все, удачно освоившее восточный колорит.
Москва покрыта сетью относительно дешевых японских ресторанов, пользующихся бешеной популярностью. В обеденное время там стоит очередь. Провалилось русское бистро с его черствыми кулебяками и морсом клюквенным. Пошатнулся господин великий гамбургер. Люди, воспитанные на колбасе с жареной картошкой, со стонами наслаждения поглощают сырую рыбу с рисом и счастливы избавиться, наконец, от ненавистных западных вилок.
Сообразительные «Елки-палки» отгрохали огроменную стекляшку на Пушкинской площади с едой в узбекском стиле – плов, чебуреки, мясо на выбор, которое вам тут же испекут, и у них тоже в обед длинная очередь.
Вместо фальшивого американского оскала здесь встречают гостей нежной и коварной улыбкой, причем официанты явно русского происхождения навострились улыбаться точно так же, как их восточные коллеги. Русский рот, с трудом растягивающийся в ненавистную гримасу западной приветливости, охотно и уверенно складывается в тонкую, лукавую усмешку Востока.
То ли корейско-японский визит Путина Владимира Владимировича так взбодрил и обнадежил людей Востока, то ли количество перешло в качество, но азиатское лицо Москвы сделалось совсем уж недвусмысленным и очевидным.
Я-то давно, как увидела первые шаги русского «евростандарта», так сразу и сказала: наваждение шайтана. Не привьется это у нас. Затоскуем, заплачем, станем биться головой об белые стены.
Нет!
Как говорилось в сказке «Цветик-семицветик»: «Лети, лети, лепесток, через Запад на Восток!». Туда, туда, где шитый золотом бархат, запах жирной баранины, неспешный разговор, плеск фонтана, несчитанное время; или туда, где чайная церемония, ветка сакуры и честь
Подальше от западной скучищи.
Русские могут вынести все, кроме скуки.
август
Плохие комедианты
Прав тот, кто, завидев неутешное горе ближнего, плачет вместе с ним, а не стоит в отдалении, сурово поигрывая скулами
В 1912 году, под бравурные марши и восторженные приветствия тогдашних СМИ, «непотопляемый» «Титаник» гордо отправился в плавание. Вызов, который юная технократическая цивилизация, порожденная высокомерным человеческим интеллектом, бросила Природе и Провидению, был принят. Недвусмысленный ответ насчет «непотопляемых» кораблей получен. Катастрофы – неотменимая и неминуемая часть технократической цивилизации, и с ее успехами их число будет только возрастать, а не уменьшаться.
Я эту цивилизацию, глупую и воинственную, не люблю. Я за то, чтобы люди строили церкви и музыкальные школы, а не огромные подлодки, и нефть считаю чистым беспримесным злом. Но всех нас, не спросясь, в эту чертову карусель впаяли крепко и насмерть. А поскольку Россия, как в свое время заметил В. И. Ленин, есть «слабое звено в цепи империализма» (т. е. слабое звено в цепи цивилизации), то все ужасы и провалы цивилизации заметны в ней особо рельефно и могуче. Они не смягчены решительно ничем: ни игрой ума, ни ловкостью рук, ни соблюдением правил техники безопасности, ни артистизмом властей, ни круглыми страховыми суммами. Никаких теплых покровов и цветастых флеров.
В России человек находится совсем уж в непосредственной близости от того, что древние греки именовали словом «рок» и чему даже в их виртуозной мифологии и философии не было никаких объяснений. Греческий «рок» означает примерно следующее: человек располагает свободной волей и живет, с ней сообразуясь, пока, например, не решит 8 августа 2000 года около шести часов вечера купить себе пачку «Мальборо» в подземном переходе на Пушкинской площади в г. Москва. Глубинный ужас этого факта нельзя по-настоящему осознать. Нет возможности жить тому, кто в каждом мгновении жизни видел бы приближенье катастрофы. И вот для того, чтобы мы все скопом не сошли с ума, нам и дан чудесный дар забвенья. И еще нам, с той же целью, даны представители власти.
Ведь исправить технократическую цивилизацию ни в один присест, ни в сто тысяч присестов не получится. Более того: подавляющее большинство людей даже не в силах постичь ее устройство. Что там за таинственные «фидеры» полыхают в Останкинской башне и что за отсеки затоплены на подлодке «Курск» – бог весть! Ясно одно: горим и тонем. И тут физиономии наших властителей, как нельзя, кстати. Так уж они у нас подобрались, прямо голова к голове, и Цицероны у них с языка слетают стаями. Сразу понятно, кто виноват, на кого валить, кого ненавидеть. Удобно и просто.
Конечно, когда ошарашенные телевизионщики спрашивают Юрия Лужкова, екнется Останкинская телебашня или нет, а он отвечает: «Уровень устойчивости при определенных обстоятельствах может быть подвержен разным колебаниям» (вместо простого человеческого: «А хрен его знает»), зло берет на хроническое неумение вести себя достойно моменту и на отважное презрение к нормам русской речи. Но, положа руку на сердце, разве Лужков виноват в этом символическом факеле над Москвой? Нет, не больше, чем любой из нас.