Энциклопедия: Волшебные существа

Бриггс К.

Народец малый,

Бери стрекала,

Проводи молодца До милдредского сельца.

Ободренный содержимым оловянных кубков, ничего не опасаясь и не испытывая никаких сомнений, этот самый парень, а звали его Билли, отправился прямо на холм, к феям. И вот, когда он оказался у подножия холма, никакие преграды и препятствия не могли его остановить: тут-то он, используя всю силу и мощь своего голоса, с выражением озвучил вышеозначенное приглашение. Но едва слова последнего стиха слетели с его уст, как тут же сотни и сотни представителей маленького народца окружили его со всех сторон, и каждый из них был готов отомстить — покарать нанесшего столь серьезное оскорбление самым что ни на есть жестоким образом. Самый здоровенный из племени фей, а я полагаю, что это был их король, Оберон, размахивая огромным железным дротиком, обратился к неразумному человеку в стихах — столь же грубых, простых и неприличных:

Дурень Билли,

Сигай на кобылу

Посмотрим, кормил ты ее или нет,

С голодной

лошадкой,

Побьюсь об заклад я,

До дома добраться тебе не успеть.

К счастью для Билли, хозяйский дом располагался неподалеку, а последние лучи солнца еще не погасли за горизонтом. В полном смятении он вонзил шпоры в бока своей лошади, которая и без того была так напугана, что устремилась к жилищу хозяина, словно молния. По счастливому стечению обстоятельств дом был весьма старым, из тех, в чьи двери мог запросто въехать всадник, сидящий верхом на лошади. К тому же удача сопутствовала Билли в тот день — и входная дверь в тот момент, когда лошадь прискакала к дому, оказа-

лась как раз широко распахнутой, а поэтому, справедливо полагая, что дом куда как более надежное убежище от воинственных фей, чем стойло, Билли галопом поскакал прямо в залу, где веселился народ, и, к полному изумлению всех присутствующих, тут же бросился закрывать дверь, чтобы не пустить преследующих его недругов. Переведя дух и немного придя в себя от страха, Билли подробно и обстоятельно поведал сотоварищам о том приключении, которое у него вышло с феями. Но, надо сказать, с этих пор ни деньгами, ни любовными посулами Билли было невозможно уговорить вновь отправиться к феям на холме, позвать их с собой за компанию на вечернюю прогулку — проводить доброго малого обратно, до самой деревни.

Наконец, когда феи ушли прочь и было решено, что те-перь-то можно отпереть дверь и выпустить наружу Билли с его кобылой, изумленная компания увидела железный дротик — как раз тот, что был в руках у короля фей, — торчавший из дубовой двери, которая по соображениям прочности и безопасности была укреплена железными пластинами. Так он и торчал там до тех пор, покуда самый здоровенный детина из тех, что оказались на месте, не выдернул его с помощью кузнечных щипцов. Эту реликвию из страны фей хранили на протяжении многих поколений до тех пор, покуда она не оказалась в руках того, кто абсолютно не заботился о подобных вещах, и была утрачена к великому сожалению всех, кого интересуют предания о феях.

По-моему, до меня уже доносятся крики многочисленных «любезных читателей»: «Тьфу! Какое отношение к подлинной „фееологии" имеют все эти подлинные железные дротики, а также любые иные личные принадлежности, которые феи используют для защиты или нападения, их лошади или их одежда? Мы, смертные, можем видеть эти предметы, но нам ни в коем случае не позволено до них дотрагиваться! Тьфу ты! Это же прямо ерунда какая-то!» И хотя мне прекрасно известно: ко всему, что связано с феями, прикасаться не следует и брать в руки не стоит, ибо призрачное бытие подобного мира можно постичь исключительно через воображение, однако позволю заметить, что я пересказываю миф, а не пишу исследование о мифологии фей в моей родной местности. К счастью, в нашем распоряжении есть реликвии, которые вполне определенно связаны с феями. К тому же эти реликвии оказались в руках, относившихся к ним куда как бережнее, чем те, что владели дротиком из Мидрид-жа, и, переходя из поколение в поколение, эти предметы сохранились до наших дней. Так, например, чаша из Эден-Холла, в Кумберленде, или Священная чаша, хранящаяся в одной из церквей на острове Мэн. Согласно традиции, обе эти чаши были добыты одним и тем же способом, а именно

на праздничном пиршестве у фей. На мой взгляд, это два веских аргумента в пользу мидриджского предания, которое я излагаю именно так, как оно было поведано мне .

Нортумберлендский вариант сказки «Никто Ничто».

Wilde F. S. Ancient Legends, Mystic Charms and Superstitions of Ireland. London, 1887. Vol. II. P. 191.

См.: Hunt R. Popular Romances of the West of England. London, 1923. P. 114-118.

4

См.: Ibid. P. 114-118.

Gomme A. A Dictionary of British Folklore. London, 1898. Vol. I 'Folklore. September, 1890.

' Bottrell W. Traditions and Hearthside Stories of West Cornwall. 3 vols. Penzance, 1870-1890. Vol. II. P. 245-246. ^г HuntR. Op. cit. P. 95.

' Cromek A. Remains of Galloway and Nithsdale Song. London, 1810. P. 305.

Об этом происшествии рассказывается в «Заметках и записках из Саффолка», опубликованных в «Ипсвич джорнал» за 1877 год. См.: County Folklore. 1899. Vol. II. P. 34-35.

"Hunt R. Op. cit. P. 450-451.

12

The Denham Tracts. Vol. I. London, 1891. P. 116-119.

СРЕДНЕ

ВЕКОВЫЕ

ЛЕГЕНДЫ

ДИКИЙ ЭЛДРИК. Вот история о Элдрике Уайлде, то есть «диком», названным так из-за живости и веселости, проявлявшихся как в словах, так и в поступках. Он, человек выдающейся честности, правил в Северном Людбери. Как-то раз случилось ему окольной дорогой поздним вечером возвращаться с охоты, ибо с верного пути он сбился. А сопровождал его только юный паж. Вдруг около полуночи на опушке леса Элдрик набрел на большой дом вроде тех питейных заведений, что по всей Англии встречаются в каждом приходе и по-английски называются «гильдхус». Подошел поближе и видит свет, а внутри множество благородных женщин водят хоровод. Они были прекрасными на загляденье, одеты в тонкие льняные платья, а фигурой повыше и постройнее, чем обычные наши. Рыцарю среди прочих одна особенно приглянулась лицом своим, и он возжелал ее сильнее, чем все сокровища мира. Девы кружились легко и весело, пели звенящими голосами, и звуки их песни доставляли уху истинное наслаждение, однако слова этой песни были абсолютно непонятны. От подобного зрелища рыцарь получил сердечную рану, стрела Купидона запалила в его груди настоящий пожар... и вот он обошел вокруг дома, обнаружил вход, ворвался внутрь, схватил ту, которой сам был захвачен, тут же подвергся нападению всех остальных. Суровый бой задержадл Элдрика на какое-то время, наконец вместе со своим пажом ему удалось высвободиться, однако получилось это с большими усилиями и не без потерь, ибо женские зубы и ногти оставили шрамы на ногах и ляжках похитите-

лей. Впрочем, свою добычу он унес с собой: три дня и три ночи предавался с ней любовным утехам, но не смог исторгнуть из нее ни единого слова, хотя она охотно отдавалась венериным ласкам. На четвертый день она произнесла: «Здравствуй, возлюбленный мой, и пребывай в здравии! До тех пор, покуда ты не станешь притеснять меня или не напомнишь мне о сестрах, у которых ты меня похитил, или о том доме, или о том лесе, или о чем-либо вроде этого, тебе будет сопутствовать удача. Но стоит преступить запрет, и с моим уходом счастье покинет тебя, беды будут обрушиваться одна за другой, а тебе придется вечно сожалеть о том дне, когда ты повел себя дерзко». Рыцарь всеми клятвами пообещал, что любовь к ней будет нерушимой и вечной. Созвали знатных людей — и соседей, и тех, что жили поодаль, — при большом стечении народа торжественно сыграли свадьбу. В это самое время правил Вильгельм Бастард, только что ставший королем Англии, и вот он, узнав о подобном чуде, захотел сам разобраться, выдумка это или правда, и приказал обоим супругам явиться в Лондон, а с ними прибыло множество свидетелей, а также множество доказательств и свидетельств от тех, кто приехать не смог. Но убедительнее всего о том, что эти события произошли по воле рока, свидетельствовала невиданная и неслыханная красота женщины, изумившая всех. С тем они и были отправлены обратно домой. По прошествии многих лет вышло так, что Элдрик, возвратившись с охоты в третьем часу ночи, стал искать свою жену и не обнаружил ее, позвал, а затем и приказал, чтоб ее разыскали, и наконец, рассердившись на медлительность, взял да и произнес в гневе: «Не у сестренок ли своих ты так надолго запропастилась?» — но последние слова он уже говорил впустую, ибо, услышав о своих сестрах, жена тут же исчезла. Юноша жестоко поплатился за свою горячность, он отправился на место, где некогда похитил свою супругу, но никакими слезами или мольбами не смог возвратить назад. Он звал ее к себе днем и ночью и от этого впал в безумство — жизнь его закончилась в неизбывной печали. Однако он оставил после себя и той, во имя которой умер, наследника — Алнода, человека выдающейся святости и мудрости.

Уолтер Man. Придворная маята. II, 12

Плавание Брана. Вот как началась эта история. Однажды Бран в одиночестве бродил поблизости от своего дома. Вдруг он услышал доносившуюся сзади музыку. Он обернулся, но музыка все равно раздавалась из-за спины. Наконец сладостные звуки навеяли на него сон. Проснувшись, он увидел рядом серебряную ветвь с едва заметными белыми цветами. Бран взял ветку и отнес ее в свое жилище. Как-то раз, когда дом Брана наполнился пировавшими людьми, перед ними прямо посреди дома появилась женщина из чудесной страны, и она спела Брану, сыну Фебала, прекрасную песню. Никто не мог понять, как она вошла, ибо двери были заперты на засов. Все войско слышало ее пение, и люди, которые были в доме, видели ее. Песня заканчивалась словами: «Не преклоняй голову на ложе лени, не позволяй опьянению овладеть собою, лучше отправляйся в плавание по морю — попробуй достичь Страны Женщин». Женщина покинула их, и никто не знал, куда она исчезла. А еще она унесла с собою серебряную ветвь. Эта ветвь выпала из рук Брана и тут же оказалась в руках женщины — у Брана не хватило сил удержать ее. На следующий день Бран отправился в плавание по морю. С ним было три отряда по девять человек, и во главе каждого отряда он поставил одного из своих молочных братьев, которые были тех же лет, что и он. Два дня и две ночи странствовал Бран по морю и вдруг увидел, как по водной равнине к нему приближается человек в колеснице. Он спел Брану еще одну чудесную песню, и в ней было столько же строк, сколько в песне женщины. А еще человек назвался Брану и сказал, что его зовут Мананнан, сын Лера, и через много лет ему предстоит отправиться в Ирландию, и там у него родится сын, и этого сына будут звать Монган, сын Фиахне. Он спел Брану длинную песнь и закончил ее словами: «Не опускай, Бран, весла, греби упорно, ибо ты уже недалеко от Страны Женщин и достигнешь этого места прежде, чем зайдет солнце!» Бран отправился дальше и плыл до тех пор, пока не увидел остров, который он решил обойти вокруг. На острове показалась огромная толпа. Все они смеялись, широко разевая рты. Эти люди принялись со смехом глазеть на Брана, и тогда он послал одного из своих спутников на берег. Стоило тому сойти на землю, как он присоединился к обитателям острова, разинул рот и начал смеяться, подобно всем остальным, и побежал за кораблем вдоль берега. Его сотоварищи, оставшиеся на корабле, пытались заговорить с ним, но он не отвечал ни слова, а только глазел на них и смеялся, широко разинув рот. Название этого острова было Остров Радости. И они оставили его там.