Эндана
Шрифт:
Юноше пришлось повторно объяснить причину визита, а затем Великий совет в полном составе удалился на совещание в другой зал, оставив его высочество вдвоем с переводчиком за огромным пустым столом на долгие пять часов. Когда же резные двери вновь пришли в движение, Эдвин, взглянув в глаза самого первого из входящих участников совета, побледнел. Он понял, какое решение было принято: уж больно виновато смотрел на гостя старец. Сердце гулко стукнуло о ребра, во рту мгновенно пересохло, но слова решения энданский принц выслушал с
– Вейаны не станут помогать людям. Нам больше нет дела до их войн, – кратко возвестил один из старцев и протянул браслет обратно, добавив: – Мне очень жаль.
Эдвин нашел в себе силы поклониться, но украшение не взял, а просто вышел из-за стола и направился к дверям.
В душе посла было омерзительно пусто – он не справился с единственным заданием, которое ему поручили. Хорошо, что он, Эдвин, не наследник! Потому что он никудышный принц.
– Эдвин! – окликнул энданца переводчик. – Вы забыли браслет!
Юноша обернулся, обвел взглядом вейанов и пожал плечами:
– Нам, людям, он больше ни к чему, да и драконам, пожалуй, тоже.
Похоже, легенды слишком преувеличили мудрость и доброту сбежавшего за океан народа.
Последнюю ночь принц Энданы провел в доме у Итирии – энданец не пожелал оставаться в пустом дворце, а его приятель не стал провожать его в ночь. К тому же вейан неожиданно объявил о личном желании поучаствовать в грядущей войне, хотя бы в качестве лекаря. Кажется, переводчику было неудобно за отказ совета, а может, он действительно хотел поддержать людей. Эдвин от помощи не отказался: даже один искусный волшебник в войне – это великая сила.
Но самым неожиданным стало то, что с приятелями вызвалась идти Дарлина. Никакие убеждения не смогли отвернуть девицу от принятого решения, и, потратив три часа на уговоры, родственники сдались. Эдвин во время семейного разбирательства тихо просидел в сторонке. Он чувствовал себя виноватым, хотя не понимал почему.
Уже укладываясь спать в маленькой комнате Хранителя, принц решился задать ему один вопрос:
– Итирия, скажи, почему вы, вейаны, так не любите нас, людей?
То ли юноша еще не пришел в себя от выходки сестры, то ли действительно тема была болезненной, но вейан, резко повернувшись к энданцу, сердито сказал:
– А с какой стати мы должны вас любить? Ведь это из-за вас мы покинули когда-то любимые города! И это из-за вас дворец правителей пустует! Потому что это вы, люди, убили последнюю выжившую наследницу – прекрасную Ливилой!
– Как, как ее звали? – встрепенулся Эдвин.
– Ливилой, – устало повторил Итирия и насупился, услышав неуместное хмыканье принца. – Не вижу в этой истории ничего смешного!
– Прости за веселье, но никто твою драгоценную наследницу не убивал! Она благополучно вышла замуж, родила троих детей и пережила супруга аж на восемь лет!
– Позвольте поинтересоваться, ваше высочество, откуда у вас такие сведения? – все еще сердито спросил вейан.
– Как откуда? – снова хмыкнул принц. – Мой наставник мучился целых шесть месяцев, но все-таки заставил выучить наизусть семейную генеалогию, а эта дама моя прапрапрапра уж не помню, в каком колене. У нас даже ее портрет сохранился. Да и в вашей галерее тоже, если память меня не подводит, он шестой или седьмой от входа. То-то я думал, что она мне кого-то напоминает!
Итирия выслушал новость в изумленном молчании, а потом осторожно спросил:
– Так, значит, вы, принц, прямой потомок Ливилой?
– А то как же! – рассмеялся юноша. – Так что нечего на людей напраслину возводить. У нас, считай, одна треть населения страны – отдаленные потомки ваших сородичей. Их немало осталось после войны.
– Это очень важные сведения, Эдвин! Если бы советники знали об этом, решение могло быть иным!
– Могло, а могло и не измениться, – нахмурился молодой человек, – так что не будем гадать. Завтра я ухожу! Ждать еще двадцать дней мне не по силам. Тем более что толку от этого ожидания никакого! Так что давайте спать, Хранитель.
Вейан молча улегся на матрас, расстеленный на полу, и послушно закрыл глаза. Правда, теперь на губах Хранителя блуждала довольно вредная улыбка.
Едва лучи утреннего солнца коснулись щеки Эдвина, как он сразу открыл глаза. Юноша сел на кровати, потянулся, сладко зевнул и принялся одеваться, хотя этот процесс закончился быстро, едва принц натянул штаны. Бросив застегивать пуговицы, он в изумлении уставился на руки и громко взревел:
– Какого демона?! Кто посмел! Итирия!!
Причина столь громогласного недовольства молодого человека оказалась проста – его ногти за ночь покрыли пластинами, похожими на те, что украшали руки стражников во дворе и руки советников. Только на этот раз пластины сияли не серебром, а золотом, и на указательном пальце левой руки красовался отчетливый знак в виде раскрывшего крылья грифона – геральдического знака давно сгинувшей династии.
– Итирия, я тебя придушу за такие шутки! – набросился было на приятеля Эдвин, но спальное место вейана уже убрали, да и сам Хранитель, похоже, убежал по делам, оставив энданца высказывать возмущение мебели.
– Ну дай только до тебя добраться! – пообещал пустоте принц и запрыгал на одной ноге, пытаясь одновременно заправить в штаны рубашку, отколупать пластины и натянуть сапоги. Нельзя сказать, что у него это хорошо получалось, а тут еще скрипнула дверь, явив на пороге виновника плохого настроения его высочества.
– Ну чего вы ревете, принц, как раненый сироху? Всех в доме переполошили, – мягко попенял Эдвину волшебник.
Он лучезарно улыбался, невероятно довольный результатом ночных трудов.