Эндер в изгнании
Шрифт:
– «Сказки дядюшки Римуса» читали в Боевой школе на сон грядущий?
– Раньше, до того, как я туда попал. Твоя мама тоже тебе их читала?
Ахиллес понял, что его уводят в сторону, и решительно вернулся к теме.
– Я сказал, что не боюсь возвращаться на Землю. И я не думаю, что ты вступился за меня перед Вирломи.
– Верь, чему хочешь верить, – сказал Эндер. – Тебя всю жизнь окружала сплошная ложь – разве можно ожидать, что ты распознаешь правду, когда она тебе встретится?
Вот оно – пошли насмешки, которые заставят Ахиллеса действовать. Но Эндер не
– Ты назвал мою мать лгуньей?
– Ты не задавался вопросом, почему ты такой высокий? Твоя мать невысокая. Ахиллес Фландре тоже гигантом не был.
– Нам никогда не узнать, каким высоким он мог стать, – заметил Ахиллес.
– А я знаю, почему ты такой большой, – сказал Эндер. – Это генетическое заболевание. Ты всю жизнь растешь с одной и той же стабильной скоростью. Поначалу совсем крохотный, затем нормальных размеров. Когда у обычных детей замедляется, с началом полового созревания, а затем и вовсе останавливается рост, ты еще немного отстаешь от них. Но они перестают расти, а ты нет. Ты становишься все больше и больше. В конце концов ты от этого умрешь. Сейчас тебе шестнадцать, по всем прикидкам, примерно в двадцать один – двадцать два года твое сердце не сможет качать кровь по телу, которое станет слишком большим, и откажет.
Ахиллес не знал, как это воспринимать. О чем он говорит? Что он умрет в двадцать с чем-то лет? Это что, какое-то программирование, чтобы вывести оппонента из себя?
Но Эндер не закончил:
– У некоторых из твоих братьев и сестер было это же заболевание; у других обошлось. Мы не знали о тебе, не знали точно. Только увидев тебя, я понял, что ты становишься гигантом, как твой отец.
– Не говори мне о моем отце, – сказал Ахиллес.
А сам подумал: «Почему мне страшно слышать то, что он говорит? Почему я так зол?»
– Но я все равно был рад тебя увидеть. Пусть твоя жизнь будет трагически коротка, когда я смотрел на тебя… ты еще повернулся вот так, насмехаясь надо мной… и видел твоего отца, видел в тебе твою мать.
– Мою мать? Я вообще не похож на свою мать.
– Я не имею в виду суррогатную мать, которая тебя вырастила.
– Значит, ты пытаешься спровоцировать меня, точь-в-точь как это сделала Вирломи, – сказал Ахиллес. – Что же, это не сработает.
И все же, даже произнося эти слова, он чувствовал, что это работает; и он желал взрастить в себе гнев. Потому что должен заставить всех поверить, что Эндер вынудил его напасть, и, когда Эндер его убьет, каждый увидит: это никакая не самозащита. И все поймут, что это никогда не было самозащитой.
– Твоего отца я ценил больше всех в Боевой школе. И он был лучше меня. Все мы знали это: он был быстрее и умнее меня. Но он всегда был ко мне настроен дружески. В последний момент, когда все выглядело совершенно безнадежным, он знал, что делать. Он практически сказал мне, что делать. И все же позволил действовать самому. Он был щедр. Он был воистину велик. Мое сердце разбилось, когда я услышал о том, что его предало собственное тело. Так же, как твое предаст тебя.
– Его предал Суриявонг, – сказал Ахиллес. – А Джулиан Дельфики убил.
– А твоя мать? – будто не слыша, продолжил Эндер. – Она была моим защитником. Когда меня определили в армию, командир которой меня ненавидел, она была единственной, кто взял меня под крыло. Я на нее полагался, я ей доверял, и она никогда меня не подводила – в тех пределах, в каких это под силу человеку. Когда я узнал, что она и твой отец поженились, я был счастлив. Но потом твой отец умер, и в конце концов она вышла за моего брата.
Осознание едва не ослепило Ахиллеса.
– Петра Арканян? Ты говоришь, что моя мать – Петра Арканян? Ты что, свихнулся? Она же расставила ловушки для моего отца, завлекла его…
– Да брось, Ахиллес, – сказал Эндер. – Уж к шестнадцати-то годам ты наверняка должен был понять, что твоя суррогатная мать – сумасшедшая.
– Она моя мать! – выкрикнул Ахиллес. И потом, запоздало и слабо, произнес: – И она не сумасшедшая.
Все пошло не так. Что он говорит? Что за игру он ведет?
– Ты очень похож на родителей, копия. Больше на отца, чем на мать. Когда я смотрю на тебя, я вижу моего дорогого друга Боба.
– Джулиан Дельфики – не мой отец!
Ахиллес практически ничего не видел от ярости. Сердце бешено колотилось. В точности как было задумано.
Кроме одного. Его ноги словно приросли к земле. Он не нападал на Эндера Виггина. Он просто стоял на месте и внимал.
И в этот самый момент на площадку за компостными контейнерами выбежала Валентина Виггин:
– Вы что делаете? Вы с ума сошли?
– Сумасшествия здесь тоже хватает, – заметил Эндер.
– Уходи отсюда, – сказала она. – Это того не стоит.
– Валентина, ты не знаешь, что делаешь. Если ты каким-то образом вмешаешься, ты меня уничтожишь. Ты меня понимаешь? Я тебе хоть когда-нибудь врал?
– Постоянно.
– Умалчивание – это не ложь, – сказал Эндер.
– Я не позволю этому произойти. Я знаю, что ты задумал.
– При всем уважении, Вэл, ты не знаешь ни черта!
– Эндер, я знаю тебя лучше, чем ты сам себя.
– Но ты не знаешь этого парня, который взял себе имя монстра, потому что уверен, что тот псих был его отцом.
На несколько секунд гнев Ахиллеса рассеялся, но нахлынул снова.
– Мой отец был гением.
– Одно другому не мешает, – заметила Валентина. А Эндеру напомнила: – Это их не вернет.
– Прямо сейчас, – сказал Эндер, – если ты меня любишь, ты должна заткнуться!
Его слова прозвучали, как удар хлыста, – негромко, но резко и прицельно. Валентина отпрянула, словно брат ее ударил. И все же открыла рот, чтобы ответить.
– Если меня любишь, – повторил он.
– Думаю, твой братец пытается тебе сказать, что у него есть план, – сказал Ахиллес.
– Мой план в том, чтобы донести до тебя, кто ты есть. Джулиан Дельфики и Петра Арканян жили, скрываясь, потому что у Ахиллеса Фландре были агенты, которые искали их, чтобы убить… Еще и потому, что он некогда желал Петру – в своем особом, больном стиле.