Энджелл, Перл и Маленький Божок
Шрифт:
— Нет.
— Нет? Честно?
За свою сравнительно короткую жизнь она привыкла к любым взглядам — от почтительно джентльменского восхищения до неприкрытой похоти, но так на нее еще никто не смотрел. Маленький черный леопард, выжидающий, когда покроет свою самку.
Она сказала:
— На вокзале, Годфри, не ходите за мной, не то я обращусь к первому же полицейскому. Я не вру. Так и знайте. Я не могу больше выносить вашего вида, поэтому прошу вас — убирайтесь прочь и оставьте меня в покое!
Ей стоило немалых усилий выговорить это, и она откинулась назад на сиденье, еле переводя дух и испытывая слабость и тошноту. Он молчал, пока они не въехали на мост. Тут он
— Ладно, Устричка, на этот раз я тебя послушаюсь. Но ты от меня так просто не отделаешься. В этом я готов тебе поклясться. Ты мне засела в душу, и думаю, что и я тоже засел тебе в душу, хотя ты этого и не признаешь. Глубоко засел. Поразмысли об этом. Мы с тобой еще встретимся.
В это утро она продала не тот номер помады, разбила дорогой флакон с туалетной водой и прозевала покупательницу, потому что не проявила должного внимания к даме, которая желала получить совет. Но Годфри опять не появлялся целую неделю, и она начала надеяться, что сумела отделаться от него навсегда.
Наступил четверг и обед на Кадоган-Мьюз. Волнуясь и боясь опоздать, она явилась раньше назначенного часа, но все четверо гостей уже были в сборе. Особняк был роскошный, но мебель показалась ей несколько странной, большинство предметов из светло-коричневого полированного ореха с большим количеством всяких завитушек и золотых украшений и с мраморными досками. Создавалось впечатление, будто ты очутился в одной из мебельных лавок в Найтсбридже. И комнаты были настолько заставлены мебелью, что почти невозможно было двигаться, без того чтобы на что-то не наткнуться. А на стенах было навешано картин больше, чем в Национальной галерее. Даже в туалете висело пять картин.
Другими приглашенными были некие мистер и миссис Бриан Аттуэл; он — какая-то видная фигура на телевидении и в театре; и мистер и миссис Симон Порчугал, молодая пара лет под тридцать, обоим не откажешь в уме и практичности. Он — агент по продаже земельных участков, совершенно, правда, непохожий на тех агентов, с которыми Перл приходилось встречаться прежде. Во время обеда она испытала несколько неприятных минут, когда не знала, ту ли взяла вилку, и т. п., но все в общем сошло благополучно. К счастью, разговоры не смолкали, так что ей не пришлось говорить слишком много. За столом прислуживал лакей, но Перл осталась о нем невысокого мнения и приметила, как мистер Энджелл раза два кинул на него раздраженный взгляд.
И только под самый конец вечера она поняла, что он и сам нервничает. Это было для нее неожиданностью, потому что, не считая встречи в самолете, он всегда казался ей очень уверенным в себе, если не сказать больше; шагая, он еле взирал на других, словно некий восточный султан, а говорил всегда так, словно знал, что не встретит никаких возражений. И уж, само собой разумеется, он был куда богаче, чем она могла даже предположить. Он сказал, что отдавал восемь своих стульев на выставку, устроенную в прошлом году в павильоне в Брайтоне. Он участвовал в каких-то крупных сделках по продаже земельных участков совместно с мистером Порчугалом. Недавно он выступал защитником мистера Аттуэла в процессе, связанном с профсоюзом актеров, и при этом упоминались известные имена.
Перл не могла принимать участия в этих разговорах, хотя мистер Энджелл, будучи человеком хорошо воспитанным, делал все, чтобы она не чувствовала себя лишней. Она сидела справа от него и, по мере того, как робость ее понемногу проходила, стала подмечать его привычные жесты. Он то и дело потирал один о другой большой и указательный пальцы левой руки, словно раскатывал хлебный мякиш; он брал в руку бокал с вином, чтобы поднести ко рту, но вдруг останавливался и пускался в пространные рассуждения, так что создавалось впечатление, будто он собирается предложить какой-то длинный тост. И он слишком часто мигал глазами. Для его возраста у него были хорошие густые ресницы, и он то и дело прикрывал ими бесцветные глаза.
Обед длился очень долго, еда была отменной, подавались самые изысканные блюда, которых она раньше никогда не пробовала, и вино, а под конец ликеры. Но вечер в конце концов подошел к концу, и обнаружилось, что на этот раз мистер Энджелл заказал машину, чтобы отвезти ее на квартиру к Пэт Чейли, и она снова вернулась с шиком, у нее слегка кружилась голова, но она была удовлетворена вечером, проведенным в роскошной обстановке, которая пришлась ей по вкусу. На нее произвело впечатление все: богатство, культура, беседы за столом, но она по-прежнему была несколько озадачена всем происходящим. Несомненно, мистер Энджелл увлечен ею и хочет ей это показать с помощью всех этих благородных жестов с целью ее развлечь. Она, соответственно, была польщена и даже благодарна ему за это, но никак не могла взять в толк, чем все это может кончиться.
Расставаясь, она мило поблагодарила его за вечер, а на следующий день, заглянув в книгу этикета, написала письмо, где снова поблагодарила его. Прошли три недели, и чуть ли не каждый день она ждала от него ответного письма с предложением снова встретиться. И каждый день в течение какого-то времени, хотя она и уверяла себя, что это глупо, она ожидала увидеть Маленького Божка, поджидающего ее где-нибудь за углом.
Но под конец она свыклась с мыслью, что никогда больше не услышит ни про того, ни про другого, что оба они бросили ее так же быстро, как нашли, — каждый по-своему каким-то непонятным загадочным путем.
Глава 5
Годфри терзала досада. Он не любил признавать за собой какие-либо недостатки, но теперь со всей очевидностью понял, что выставил себя перед ней круглым дураком. Единственный раз девушка взяла его за живое, и надо же, чтобы все так повернулось. Хорошеньких женщин хоть завались, а он почему-то прицепился к этой одной.
С самого начала, так сказать, с первого удара гонга, все шло не так, как надо, а этот второй раунд окончательно все испортил. Он никогда не был насильником: в этом не было необходимости, от отсутствия выбора он не страдал. Девицы говорили ему, что внешность у него не хуже, чем у кинозвезды, и даже если они его и перехваливали, то во всяком случае не слишком. По части женского пола у него всегда была зеленая улица, обычно даже чаще, чем он в том нуждался.
И надо же было выискать такую, которая разыгрывала из себя недотрогу. Он сразу понял, что она не похожа на других, но поначалу повел дело с прохладцей. Это часто себя оправдывало, потому что девушки не могли понять, нравятся они тебе или нет, но на сей раз этот подход себя не оправдал, во всяком случае его дальнейшее преследование не увенчалось успехом.
В тот раз в поезде он вовсю старался оправдаться перед ней, но оправдываться он никогда не умел. Всему причиной бой, когда у тебя все внутри взбудоражено, когда кровь так и стучит в висках и пульсирует в мускулах. Наверное, такое бывало в старину — убиваешь человека, а потом овладеваешь его девушкой. Поэтому он не придал большого значения тому, что она оказалась из другого теста, чем другие; птица более высокого полета и гордячка, и он оскорбил ее чувства и, может, даже напугал ее — хотя, честно говоря, он считал, что тут она прикинулась; почему ей, собственно, пугаться того, о чем другие девушки только и мечтают?