Энерган-22. Научно-фантастический роман
Шрифт:
И это в условиях, когда вокруг, как грибы, вырастают новые промышленные чудища, изрыгающие дым, копоть, ядовитые вещества, порождающие стайфли, ибо их владельцам нужны прибыли, да и людям не обойтись без еды, питья, одежды. Порочный круг, из которого, казалось бы, нет выхода…
Энтузиастов оздоровления среды немало, но они не обладают внушительными силами, их называют донкихотами. Не удивительно, что апперы не удостаивают их внимания. У них нет средств, нет влияния в правящих кругах.
Правда, в последние годы, когда стайфли стал особенно опасным и стайфлитозные заболевания угрожают даже плоду в материнской утробе, федерация сумела
И все-таки профессор Моралес не сдавался и с упорством ученого-экспериментатора, способного исследовать особенности какого-нибудь вируса на протяжении нескольких десятков лет, продолжал свои попытки воздействовать на сознание людей. Сейчас он сидел напротив меня — старомодно одетый пожилой человек, поразительно похожий на знаменитого доктора Швейцера, гуманиста середины века, который забирался в африканские джунгли, чтобы лечить негритят от холеры. У него лицо пророка, глаза проповедника, руки хирурга.
Услышав его слова о ядовитом дыме, я смял сигарету в пепельнице. Признаться, не без сожаления — не часто случается курить натуральный табак. — Чем могу служить, профессор? — Я приготовил длинную речь, но сейчас, когда увидел вас, все громкие слова вылетели у меня из головы.
— Мой вид так изменил ваши намерения? — удивился я.
Глаза под насупленными бровями улыбались, и это придавало суровому лицу профессора выражение безграничной доброты.
— Вы представлялись мне продажным писакой, одним из прислужников Мак-Харриса… особенно когда я прочел вторую часть вашей повести. В ней вы практически зачеркнули правду, какая содержалась в первой.
— Что же заставило вас изменить свое мнение?
— Я почувствовал, что вы неплохой человек и не бесчестный. Но вам, вы уж извините, не хватает принципиальности, вы чересчур импульсивны.
Видимо, это и толкает вас на ложный путь, неправильные поступки. Типичный холерик.
Мне не впервые приходилось слышать о себе подобные слова, и, если быть до конца честным, такая характеристика имеет под собой основания. Я знаю свой главный недостаток (впрочем, недостаток ли это?): горячность, возбудимость, которую кое-кто склонен называть неустойчивостью характера…
— Быть может, вы и теперь ошибаетесь, профессор? — сказал я.
После всего, что стряслось в последние дни, мне важно было знать, что думает обо мне такой человек, как Моралес.
— Едва ли. Не забывайте, что я медик и знаю человеческую природу. Поэтому буду с вами совершенно откровенен.
— Очень рад.
Я чуть было не добавил: “Только не рассчитывайте на откровенность с моей стороны”.
Он пристально посмотрел на меня. Я с трудом выдержал его взгляд.
— Вы, вероятно, слышали, — начал он, — о нашем обращении к создателям энергана.
— Слышал, — подтвердил я, вспомнив часовню в “Конкисте”. — Символический доллар или пятьсот миллионов.
— Однако ответа мы до сих пор не получили.
— Искренне сожалею.
— И начинаем опасаться, что нас кто-то опередил.
— Кто же? — спросил я, хотя прекрасно знал ответ.
— Тот, у кого больше денег, чем у нас, неизмеримо больше.
“Как вы правы!” — чуть было не сорвалось у меня с языка, но я промолчал: не исключено, что нас подслушивают. Заверения шефа полиции немногого стоили.
Профессор Моралес снова испытующе посмотрел на меня, пытаясь в моем молчании угадать ответ на свой вопрос.
— Не стану вас допрашивать, — сказал он. — Я ведь не полицейский. И здесь не “Конкиста”. Я лишь спрошу вас как человек человека: вы можете помочь нам?
Я еле сдержался, чтобы не воскликнуть “да”, и в свою очередь спросил: — Как прикажете понимать ваши слова?
— Очень просто. Вы единственный, кто имел прямой контакт с Двадцать второй улицей, по крайней мере так вы утверждали в своей повести.
Допустим, что вы вновь установите такой контакт. Еще раз получите от них письмо или старый жрец каким-то образом обратится к вам. Особенно после того, как вы побывали в “Конкисте”… Это ведь не исключено?
Я с трудом сдержал улыбку: Моралес почти слово в слово повторял гипотезу своего противника Мак-Харриса.
— Скажите, профессор, разве федерация отказалась от своих традиционных средств борьбы? Я имею в виду борьбу за умы и сердца людей.
— Нет, от этого мы никогда не откажемся. По нашему глубочайшему убеждению, это самые верные и эффективные средства. Сердце, завоеванное убедительным словом, неизмеримо дороже сердца, приобретенного силой. Но, увы, средства убеждения, которыми мы располагаем, не столь скорые, а сейчас времени терять нельзя: планета на пороге гибели.
— Вы не преувеличиваете, профессор? Он взглянул на меня так, словно удивился моему недомыслию.
— И это спрашиваете вы, автор повести “Энерган”? Да разве вам неизвестно, что самые плодородные земли уже бесплодны, реки и источники отравлены, что в морях и океанах флора и фауна уничтожены, а воздух в городах скоро станет полностью непригодным для легких и нам придется постоянно носить кислородные маски? Разве вы не видите, что стайфли разъедает мрамор и бронзу, каменные здания — будь то старые или возведенные недавно, разрушает произведения искусства и легкие младенцев? Что из-за этого чудовищного смога вполовину снижена активность ферментов, играющих жизненно важную роль в обмене веществ? Что леса чахнут, животный мир в них гибнет, что на планете почти не осталось птиц? Неужели вам неизвестно, что самолеты, летающие на высоте нескольких тысяч метров, сжигают сотни тонн кислорода, а опустошенные леса не в состоянии его восполнить? Разве вы не знаете, какие гибельные последствия имеют испытания атомного оружия и до какой степени биосфера Земли насыщена радиоактивными веществами? Вам никогда не приходилось слышать об авариях на атомных станциях, в результате которых все живое гибнет на сотни километров вокруг? Неужели вам надо напоминать о том, что загрязнение атмосферы сокращает озоновый пояс Земли — защитную броню от солнечной радиации? И что тепловой баланс планеты необратимо нарушен? Увы, единственная надежда сейчас на чудо, и это чудо — энерган!
Надежда…
Надежда, которую Мак-Харрис хочет уничтожить в зародыше!
Профессор Моралес произнес свою обличительную речь на одном дыхании, со страстью и вдохновением проповедника. И хотя в его аргументах не было для меня ничего нового — иные из них я и сам использовал своей повести, — в эти минуты они подействовали на меня как удар током.
— Допустим, что я и в самом деле свяжусь с Двадцать второй улицей и сумею убедить их отдать патент на производство энергана федерации, — задумчиво произнес я. — Что дальше?