Энергия заблуждения. Книга о сюжете
Шрифт:
В Михайловском рос лес; только здесь и растет он, по округе вырубленный на дрова; высокие сосны, ели, а здесь, сейчас, в белом снегу, стояли над небольшим озером кругом сосны.
Воинская часть, которая была расположена недалеко, и колхоз устроили праздник поминовения Пушкина.
Он здесь присутствует на каждом шагу; так вот, лес, огромные сосны, а в основании краткое имя, они сосуществовали, были, – и память о нем как бы летучая. Она постоянна; я смотрел на автомобиль, стоящий у корней огромных деревьев, он казался мне небольшим сравнительно
Так вот, на озере, среди сосен, был карнавал.
Впереди шли люди в карнавальных костюмах; шли герои «Сказки о царе Салтане»; шли в ногу, потому что они были солдаты, кажется, их было тридцать три; потом показались сани, запряженные тройкой коней.
В санях сидели девушка в тулупе и старый казак с бородой, и у него на тулупе была широкая анненская лента. Пугачев и рядом Маша Миронова.
Их можно было узнать.
Сразу за ними ехала тачанка, на ней пулемет.
У пулемета стоял Чапаев.
Как же так? – спросил я тогда, в дни праздника Пушкина.
Мне ответили: вместе лучше. И я вспомнил о птице-тройке.
III. Ищу завязку
Дело серьезно. У меня есть еще одно предисловие. Моя книга называется «Энергия заблуждения».
Так звучат слова Толстого, помещены они в его письме к Н. Н. Страхову от 8 апреля 1878 года.
Вот эти слова: «…Все как будто готово для того, чтобы писать – исполнять свою земную обязанность, а недостает толчка веры в себя, в важность дела, недостает энергии заблуждения…»
И вот после этого нужно привести стихотворение Пушкина: «Октябрь уж наступил…»Приведем здесь его окончание:
И тут ко мне идет незримый рой гостей,Знакомцы давние, плоды мечты моей.И мысли в голове волнуются в отваге,И рифмы легкие навстречу им бегут,И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,Минута – и стихи свободно потекут.Так дремлет, недвижим, корабль в недвижной влаге,Но чу! ………….…………….…………………………….Громада двинулась и рассекает волны.Плывет. Куда ж нам плыть?..…………………………….Вот стихотворение человека, который полон возможностями начать.
У поэзии нет времени; то есть у поэзии есть другое время, другие часы.
Элементы произведения: – знакомцы давние; они существуют вне целого, вне существующего целого.
Не раскрытое; не проклюнувшееся; это семя.
Поэтическое состояние не внезапно.
Вдохновение тоже не внезапно.
Оно как птицы, возвращающиеся на свои гнезда.
– Так поэзия вырастает, переделывая свое первопоявление.
…После этого стихотворения опять вмешивается автор и говорит, что
Это заблуждение другого порядка.
Так заблуждаются люди, которые в открытом море открывают по ошибке вместо Индии острова, которые они приняли за Индию, – но они ошиблись опять – это был остров, но все-таки они не ошиблись, потому что за островом был Новый Свет.
Но для того, чтобы немного отдалиться, скажу о предчувствии Нового Света.
Когда Колумб отплывал, то матросы пели римские стихи о том, что есть страны за северными островами, за островом Фулой.
Они уже были готовы к открытию, у них были карты на корабле, они знали, что такое ветер, парус.
Когда парус идет углами против ветра, кажется, что он заблудился.
Он не заблудился, он ловит ветер и перенаправляет его на свою дорогу.
Теперь продолжим и скажем, что же такое был огонь Пушкина. Толстому сперва казалось, что это что-то такое карамзинское.
И он им, Пушкиным, не зачитывался.
Меньше чем через месяц он случайно, случайно идя на свой голос, голос читателя, – а он умел читать пушкинскую прозу, – он попал на эту прозу, она не была еще прославлена, и люди говорили: «Повести Белкина».
А мы будем говорить о записях.
Пушкинские записи. Там есть отрывок «Гости съезжались на дачу».
И вот Толстой начал по Пушкину – сразу.
Пушкин оказался «старый знакомец».
И одновременно оказался неожиданным.
Там была судьба женщины.
Там было начало невыясненного сюжета.
Нет. Там уже был законченный сюжет; только он не был записан; был только отрывок, два отрывка.
Второй отрывок – «На углу маленькой площади стояла карета».
Карета стояла не на месте. Не по рангу.
Случилось неожиданное.
Тут была история, два отрывка о жизни женщины, вероятно, одной и той же.
Или это женщина одна, но появляется в двух разных снах.
Но вы посмотрите, как это сделано в черновике Толстого – любовь будущей Анны Карениной и будущего Алексея Вронского – на болтовне людей, вернувшихся из театра: двое сидят за столом, разговаривают; похоже на то, как кто-то в этом зале, полном людей, громко бьет по барабану палкой; музыка, она возвещает о большом событии, может быть трагическом.
Достоевский преклонялся перед Пушкиным, он уверял, что Татьяна Ларина не могла не отказать Онегину.
Она не могла сказать ничего, кроме того, что она написала.
У Пушкина рядом существует другая вещь.
О женщине, которая ушла от своего мужа.
Почему ушла? Потому, что она разлюбила.
Она полюбила другого, и она решительна. Как настоящий военачальник.
Толстой решился написать роман, как бы дописать Пушкина.
Но эта лестница трудна даже для гиганта, даже для человека, который идет к солнцу.