Энигма
Шрифт:
— Вы никогда не болтали с миссис Филдинг?
— Ничего кроме. — Она сделала гримаску. — Глубиной в полдюйма.
— Ваше нежелание оставаться с ним наедине…
— Самую чуточку.
— Вы уже доказали, что вы телепатка. (Она улыбнулась крепко сжатыми губами.) Эти нехорошие вибрации были сексуальными?
— Просто что-то подавляется. Что-то…
— Договаривайте, каким бы нелепым вам это ни казалось.
— Что-то, что он мог внезапно мне сказать. Как будто он вот-вот сломается. Не то чтобы это могло случиться. Ну, не могу объяснить.
— Что в глубине он несчастен?
— Даже не
— Вы думаете, это ваше «что-то» был совсем не тот человек, которого знали все? — Она ответила кивком, опять медленным и неохотным. — Лучше или хуже?
— Более честный?
— Вы не слышали, чтобы он упоминал о намерении изменить свою политическую позицию? На более левую?
— Категорически нет.
— И он, казалось, одобрял вас в роли его невестки?
Она как будто слегка смутилась.
— Я пока не собираюсь замуж. У нас были другие отношения.
— Которые они понимали?
— Они знали, что мы спим вместе. Когда мы приезжали туда, мне не отводили комнату для гостей, ну и прочий вздор.
— Но вы ему нравились в каком-то смысле, который не нравился вам? Или это упрощение?
Внезапно она поглядела на него как-то странно: будто молниеносно его оценивая. Потом отвела глаза.
— Не могли бы мы посидеть немного? Под деревом? — Она продолжала, прежде чем он успел ответить. — Я кое- что скрыла от вас. Есть что-то, что мне следовало бы сказать вам раньше. Полиции. Мало что значащее, но, возможно, оно слегка прояснит то, что я пытаюсь сказать.
И снова эта молниеносность — легкая улыбка, которая остановила его прежде, чем он успел заговорить.
— Пожалуйста. Только сначала сядем.
Она села, поджав ноги, как ребенок. Он достал пачку сигарет из кармана блейзера, но она покачала головой, и он спрятал пачку. Он сел, а потом лег напротив нее, опираясь на локоть. Истомленная трава. Полное безветрие. Только белое платье с узенькими голубыми полосками, очень простое, изгиб ее плечей над грудями, кожа, довольно светлая с легкой смуглостью. И эти глаза, линия ее черных волос. Она сорвала сухую травинку и теребила ее на коленях.
— Этот последний наш ужин. — Она улыбнулась. — Тайная вечеря? Я все-таки провела с ним наедине несколько минут, прежде чем пришел Питер. Он был на каком-то митинге Л.Ш.Э. и чуть опоздал. Мистер Филдинг никогда не опаздывал. Вот так. Он спросил меня, чем я занималась в ту неделю. Мы переиздаем некоторые второстепенные поздневикторианские романы — ну, знаете, с привкусом извращений, иллюстрированные. Просто получение процентов с моды — и я объяснила, что читаю их. — Она попыталась расщепить травинку. — Только и всего. Я упомянула, что на следующий день я пойду в библиотеку Британского музея, чтобы выписать очередной. — Она подняла глаза на сержанта. — Сложилось так, что я туда не пошла. Но ему-то сказала.
Он опустил глаза, избегая ее взгляда.
— Почему вы не сказали нам?
— Полагаю, «никто меня не спросил» будет недостаточно?
— Вы слишком умны для этого.
Она вновь занялась травинкой.
— Значит, чистейшая трусость.
— Он не придал вашим словам особого значения?
— Никакого. И они были сказаны мимоходом. Почти все время, пока мы оставались вдвоем, я рассказывала ему про книгу, которую читала в тот день. Только и всего. А потом пришел Питер.
— И на другой день вы в музее вообще не были?
— Вышла неувязка с одной корректурой, и я всю пятницу просидела над ней. Можете проверить. В редакции не забыли, какая паника поднялась.
— Мы уже проверили.
— И слава Богу.
— Где все были в тот день. — Он приподнялся, сел и посмотрел над травой в сторону Найгейт-Хилла. — Если вы ни при чем, то почему вы умолчали?
— По чисто личным причинам.
— Могу я о них спросить?
— Просто из-за Питера. Уже некоторое время у нас не налаживается, а разлаживается. Еще до всего этого. И в Тетбери мы не поехали на тот уик-энд, потому что я отказалась. — Она подняла глаза на сержанта, словно проверяя, достаточно ли сказанного, потом снова посмотрела на колени. — Я почувствовала, что он ездит со мной туда только по одной причине: чтобы ставить меня в положение, как вы только что сказали… будущей невестки? Использовать то, что он притворялся, будто ненавидит, чтобы заполучить меня. Мне это не понравилось. Только и всего.
— Тем не менее вы все-таки хотели оградить его?
— Он слишком уж запутался в своем отношении к отцу. И еще я подумала… ну, понимаете, что любое мое объяснение может показаться подозрительным. Ну и миссис Филдинг. То есть я знаю, что совершенно ни при чем, но боялась, что никто не поверит. И не думала и все еще не думаю, что это хоть что-то доказывает.
— Если он действительно намеревался увидеться с нами, то для чего?
Она переменила позу и села боком к нему, обхватив колени.
— Сперва я подумала, что из-за моей работы в издательстве. Но ведь я никто. И он это знал.
— Вы полагаете, какая-то книга? Исповедь?
Она покачала головой.
— Непохоже.
— Вам бы следовало сказать нам.
— Тот, кто говорил со мной, не объяснил, чего он хочет. В отличие от вас.
— Спасибо. И вы все еще жульничаете.
— Каюсь.
Голова склонилась. Он выдавил улыбку на свои губы.
— Чувство, что он хотел вам что-то сказать, оно возникло из этого или раньше из чего-то еще?
— Есть еще одно, совсем уж мелочь. В июне в Тетбери. Он новел меня показать какие-то новые стойла. Но это был только предлог. Так сказать, похлопать меня по спине. Понимаете? Он сказал что-то о том, как он рад, что у Питера со мной серьезно. Потом, что ему требуется кто- то с чувством юмора. А потом он сказал: «Как и всем нам, животным от политики». — Она выговаривала каждое слово медленно, точно фиксируя его. — Я абсолютно уверена. Именно эти слова. Затем что-то про то, как иногда забываешь, что жизнь можно видеть и по-другому. Вот и все, но он как бы давал мне понять, что понимает, что он не само совершенство. Что он понимает, что Тетбери для меня чужое. Что он не презирает мое свое, как я могла бы подумать. — Она добавила: — Я говорю о мимолетных, очень неясных впечатлениях. И в ретроспекции. Возможно, они ничего не значат.