Энкантадас, или Очарованные острова
Шрифт:
С приближением дня разноголосый гам усиливается. Криками, раздирающими уши, вся эта птичья компания празднует наступление утра. Каждый миг целые стаи срываются со стен башни, вступая в воздушный хор, в то время как освободившиеся места внизу стремительно заполняются мириадами других птиц. Но тут, сквозь этот хаотический гомон, до меня доносятся чистые, серебряные звуки рожка. Они спускаются сверху непрерывно, будто косые нити быстро падающего дождя на фоне каскадов ливня. Я пристально всматриваюсь в высоту и узнаю белоснежное, ангелоподобное тело с длинным, копьеобразным пером, торчащим позади. Это веселый, воодушевляющий шантэклер океана — прекрасная птица, метко прозванная за свой энергичный, музыкальный и призывный посвист Помощником боцмана.
Пернатая жизнь, облаком окружающая Родондо, имеет достойного антипода — морских хозяев скалы, которые заселяют воды у ее основания. Ниже ватерлинии скала, наподобие пчелиных сот, изрыта гротами, образующими запутанный лабиринт удобных ходов и убежищ для несметного количества сказочных рыбок, которые весьма необычны, а многие чрезвычайно красивы и своим присутствием сделали бы честь самому дорогому аквариуму. Поражает полнейшая новизна многих индивидуумов — здесь можно увидеть оттенки, ни разу не воспроизводившиеся на полотне, и найти формы, не воссозданные резцом.
Чтобы показать многочисленность, жадность, неслыханное бесстрашие и доверчивость этих тварей, позвольте мне рассказать следующее: сквозь прозрачную толщу воды, которая на время успокаивается в тех местах, где у самой поверхности быстро кружатся мелкие рыбки, наши рыболовы замечали лениво плавающих на глубине рыб покрупнее и поосторожнее и пытались, бывало, закинуть свои снасти, чтобы выловить их. Напрасно! Пройти верхнюю зону оказывалось совершенно невозможным. Не успевала леска коснуться воды, как сотня безумцев начинала бороться за право быть пойманным на крючок. Глупые рыбки Родондо! Жертвенная доверчивость приобщает вас к тем, кто, пребывая в неведении, неосмотрительно полагается на человеческую натуру…
Рассвет обращается в погожий день. Стая за стаей птицы отлетают, чтобы добыть себе пропитание над глубинами моря. На время башня пустеет, за исключением подводных пещер у подножия. Полосы птичьего помета сверкают в золотых лучах, словно побелка высокого маяка или величественные паруса фрегата. И в этот миг, когда перед вашим взором предстает мертвая, безжизненная скала, другие путешественники, смотрящие из дали моря, готовы утверждать, что видят радостный, многолюдный корабль.
Но возьмемся же снова за канат и продолжим подъем. Однако не торопитесь, задача эта не из легких…
НАБРОСОК ЧЕТВЕРТЫЙ. Вид со скалы Родондо, уподобленной горе Писга [1]
Затем ведет на высочайшую вершину,
Откуда раскрывает перед ним…
Если вы намерены взойти на вершину Родондо, примите во внимание прежде следующее предписание: сходите разика три вокруг света марсовым матросом, нанявшись на фрегат с самыми высокими мачтами; затем годика два прослужите учеником гида, сопровождающего иностранцев на вершину пика Тенериф; столько же — учеником канатоходца, индийского фокусника и, наконец, серны. Проделав все это, приходите — и вы будете вознаграждены видом, открывающимся с нашей башни. Как мы попадем на вершину — пусть это останется между нами. Расскажи мы другим — едва ли они поумнеют. Хватит с нас и того, что мы оба, я и вы, стоим на вершине. Едва ли воздухоплавателю либо человеку, которого занесло на луну, открываются более богатые возможности для обозрения пространства. Можно предположить, что именно такой выглядит Вселенная, если посмотреть на нее с высоты небесных замков Мильтона. Какой-то безбрежный штат Кентукки, целиком залитый водой. Дэниел Бун [2] пребывал бы здесь в состоянии полнейшего умиротворения.
Note1
Писга — гора в Иордании, расположенная к востоку от Мертвого моря.
Note2
Дэниел Бун (1734–1820) — американский землепроходец и следопыт. Один из эпизодов биографии Буна использован Ф. Купером в качестве сюжета для романа «Последний из Могикан».
Глядя с этой высоты, можно на время пренебречь некогда сгоревшим участком под названием Энкантадас. Обратите свой взор дальше, в южном направлении, минуя эти острова. Вы говорите, что ничего особенного не замечаете, — тогда позвольте указать вам направление, если не точное местоположение некоторых интересных объектов в океане, который, облобызав подножие нашей башни, разворачивается необозримым свитком в сторону Южного полюса.
Мы находимся в десяти милях от экватора. Там, на востоке, в шестистах милях лежит континент, и Кито располагается почти на одной параллели с нашей скалой.
Обратите внимание на другую подробность. Мы стоим над одной из трех групп необитаемых островов, которые, будучи расположенными примерно на одинаковом расстоянии от материка и довольно далеко друг от друга, словно часовые, охраняют побережье Южной Америки. В некотором роде именно на этих островах сходят на нет характерные особенности южноамериканского континента. Изо всех бесчисленных архипелагов Полинезии ни одному не пришлось разделить участи Галапагосских островов, или Энкантадас, островов Сан-Феликс и СанАмброзио, Хуан-Фернандес и Мас-а-Фуера. О первых не стоит и говорить. Вторые лежат чуть южнее тропика Козерога. Это высокие, негостеприимные и пустынные скалы, причем одна из них состоит из двух круглых холмов, соединенных низким рифовым барьером, и похожа на артиллерийский снаряд, изготовленный из двух ядер, скованных железной цепью. Третьи лежат на широте 33o-высокие, дикие и расчлененные надвое. Хуан-Фернандес пользуется достаточной известностью и не требует дополнительного описания. Мас-а-Фуера — испанское название, выразительно удостоверяющее тот факт, что остров, носящий это наименование, находится как бы «вне», то есть лежит чуточку дальше от материка, чем его сосед Хуан. Мас-а-Фуера располагает внушительной наружностью, особенно с расстояния восьми-десяти миль. Если приближаться к острову, постоянно придерживаясь одного направления, его махина, нависающая над морем, резко очерченный контур и своеобразный уклон вершин в пасмурную погоду подскажут нашему воображению картину огромного айсберга, дрейфующего с невозмутимым спокойствием. Его бока изобилуют темными пещерообразными нишами, словно древний собор — мрачными встроенными часовнями. Если после долгого плавания вам случится подходить к одной из этих ниш со стороны моря и увидеть вдруг обтрепанного, давно порвавшего с законом отщепенца, спускающегося навстречу по камням с посохом в руке, то это обстоятельство, окажись вы любителем острых ощущений, способно вызвать целую гамму эмоций самого странного свойства.
В качестве члена артели судовых рыболовов я имел счастье побывать на всех перечисленных островах. Каждому новичку, подгребающему на веслах под навес этих угрюмых утесов, они обязательно внушат впечатление, будто он является их первооткрывателем — таковы нерушимый покой и одиночество, царящие вокруг. Тут будет вполне уместно пролить свет на некоторые обстоятельства открытия островов европейцами, особенно принимая во внимание, что сказанное далее в равной мере будет относиться и к нашим Энкантадас.
До наступления 1563 года плавания, совершаемые испанскими кораблями между Перу и Чили, были сопряжены с невероятными трудностями. Ветры, преимущественно с юга, преобладают вдоль этого побережья; и непреложный обычай, основанный на суеверном фантазировании, заставлял испанцев во время морских переходов держаться вплотную к земле из опасения оказаться подхваченными вечным пассатом и быть унесенными в безбрежные просторы, откуда уже нет возврата. Здесь, запутавшись в извилинах многочисленных мысов и полуостровов, попав в окружение мелей и рифов, сражаясь с постоянно дующими противными ветрами, часто меняющими направление, погружаясь в полнейшие штили, которые длятся сутками или целыми неделями, тамошние суда подвергались ужасным тяготам на переходах, прокладывать которые в наши дни было бы совершеннейшей бессмыслицей. В анналах морских катастроф особое место занимает случай, происшедший с одним из таких кораблей. Он отправлялся в плавание, которое должно было длиться всего десять суток, но на самом деле, проведя в море четыре месяца, так и не вошел в гавань, потому что в конце концов пропал без вести. Как ни странно, этот ковчег не встретил на пути ни одного шторма, зато оказался послушной игрушкой словно бы предумышленных штилей и коварных течений. Всякий раз оказываясь без провизии, он трижды возвращался в промежуточный порт и снова пускался в путь для того, чтобы вернуться назад. Туманы окутывали его так часто, что определения местоположения стали невозможными, и однажды, когда команда находилась в состоянии радостного возбуждения, предвкушая вот-вот узреть порт назначения, рассеявшийся туман, увы, открыл взорам моряков гористое побережье, от которого они начали свое путешествие. В конце концов эти обманчивые испарения завлекли судно на риф, и результатом явились бедствия, слишком печальные для того, чтобы о них рассказывать.
Только Хуану Фернандесу — известному мореплавателю, чье имя увековечено в названии открытого им острова, удалось положить конец этим мытарствам. Подобно да Гаме, смело оторвавшемуся от берегов Европы, он пустился в рискованное предприятие, направив свое судно в открытый океан. Там он нашел ветры, благоприятные для плавания в южном направлении, а повернув на запад, за пределы влияния пассатов, без всякого труда достиг нужного побережья. Таким образом, пусть даже и окольным путем, он проделал переход, сэкономивший больше времени, чем плавание напрямик. Именно следуя такими маршрутами, примерно в 1670 году португальцы открыли Очарованные острова и все остальные из так называемой сторожевой группы. Хотя мне ни разу не попадались отчеты экспедиций, ясно указывающие на необитаемость островов, можно с полным основанием заключить, что они испокон веков являли образчики одиночества. Но вернемся к скале Родондо.