Энн в бухте Четырех Ветров
Шрифт:
— Не нужны мне его поклоны, — отрезала мисс Корнелия.
— Почему? — изумилась Энн. — Мне казалось, что он вам понравился.
— Вообще-то он мне понравился, но я никогда ему не прощу того, что он сделал с Лесли. Бедная девочка вся извелась, как будто ей без того было мало горя. А он небось как ни в чем не бывало разгуливает по Торонто. Одно слово — мужчина!
— Как вы догадались, мисс Корнелия?
— Энн, милочка, что ж у меня, глаз нет, что ли? Я знаю Лесли с пеленок. У нее такая тоска в глазах, и ей не с чего взяться, кроме как из-за этого писателишки. Никогда себе не прощу, что порекомендовала его Лесли. Но кто же знал, что он окажется совсем не таким, как
— Только, ради Бога, не показывайте Лесли, что вы знаете ее тайну. Она будет очень расстроена.
— Не беспокойтесь, Энн, милочка, я понимаю, что к чему. Наказание с этими мужчинами! Сначала один сломал ей жизнь, а теперь другой еще добавил ей горя. Чтоб они все провалились!
— Кому это вы желаете провалиться? — спросил Джильберт, входя в комнату.
— Ясно кому — мужчинам. Одно зло от них.
— Но яблоко-то в райском саду съела Ева, мисс Корнелия.
— А кто ее обольстил и уговорил его съесть? Тварь мужского пола! — с торжеством парировала мисс Корнелия.
Лесли пережила первую остроту разлуки и нашла в себе силы жить дальше — как это бывает со всеми нами, какая бы беда нас ни постигла. Иногда, оказавшись в кругу друзей, она даже радовалась жизни. Но надежды Энн на то, что она постепенно забудет Оуэна Форда, не оправдывались: при каждом упоминании его имени в глазах Лесли, как она ни старалась это скрыть, мелькала мучительная жажда узнать хоть что-нибудь о дорогом ей человеке. Чтобы как-то удовлетворить эту жажду, Энн старалась рассказывать Джильберту и капитану Джиму о том, что пишет Оуэн, когда в доме бывала Лесли. В такие минуты на щеках Лесли вспыхивал лихорадочный румянец, или, наоборот, ее лицо резко бледнело. Но она никогда не заговаривала с Энн об Оуэне и никогда не вспоминала тот вечер на песчаной косе.
А тут еще умер ее старый пес. Лесли горько его оплакивала.
— Он столько лет был моим верным другом, — грустно говорила она Энн. — Его завел еще Дик примерно за год до нашей свадьбы. А когда он уплыл на «Четырех сестрах», то оставил Карло со мной. Пес очень ко мне привязался, и его привязанность помогла мне пережить тот страшный первый год после смерти мамы, когда я осталась совсем одна. Когда я узнала, что возвращается Дик, я подумала, что Карло больше не будет моей собакой. Но он совсем не обрадовался Дику, хотя раньше его очень любил. Он рычал на него, как на чужого, даже пытался укусить. А я была рада. Хоть одно существо на свете любило только меня. Этот старый пес согревал мне душу, Энн. Осенью мне стало ясно, что он не переживет зиму. Но я все-таки надеялась и старалась его поддерживать. Сегодня утром он был как будто в порядке. Лежал себе на коврике перед камином. Потом вдруг встал, подошел ко мне и положил голову мне на колени. Посмотрел на меня преданным взглядом своих добрых глаз, содрогнулся и умер. Мне его ужасно не хватает.
— Хочешь, я подарю тебе щенка, Лесли? — спросила Энн. — Я хочу купить Джильберту на Рождество щенка сеттера. Хочешь, я и тебе куплю?
Лесли покачала головой:
— Нет, не надо, Энн. Мне пока не хочется заводить другую собаку. Я не смогу ее полюбить. Может быть, когда-нибудь, когда пройдет время. В общем-то мне нужно иметь надежного сторожа. Но в Карло было что-то человеческое: сразу заменить моего старого друга новой собакой мне просто совестно.
За неделю до Рождества Энн уехала погостить в Эвонли. Следом за ней
Когда Энн и Джильберт вернулись в бухту Четырех Ветров, их домик был почти по крышу заметен сугробами: зима выдалась очень снежной. Но к их приезду капитан Джим расчистил дорожки и крыльцо, а мисс Корнелия разожгла камин и натопила домик.
— Как я рада вас видеть, душечка, — приветствовала она Энн. — Нет, вы когда-нибудь видели такие сугробы? Дом Моров весь занесло — мне его видно только со второго этажа. Как Лесли обрадуется вашему возвращению! Она там просто похоронена заживо. Благодарение Богу, что Дик умеет расчищать снег и даже очень любит эту работу. Сьюзен велела вам передать, что придет завтра. А ты куда собрался, капитан Джим?
— Да хочу добраться до Глена и посидеть со старым Мартином Стронгом. Ему недолго осталось жить и одному тоскливо. Друзей у него мало — всю жизнь был занят тем, что зарабатывал деньги, а на друзей времени не осталось.
Капитан Джим вышел и тут же вернулся, вспомнив важную новость:
— Я получил письмо от мистера Форда, миссис Блайт. Он пишет, что книгу взяли в издательство и она выйдет осенью. Как же я рад! Все-таки мне доведется увидеть ее в напечатанном виде!
— Он просто помешался на своей книге, — сказала мисс Корнелия, когда капитан Джим ушел. — А по мне, книг и так написано слишком много.
Глава двадцать девятая
ДЖИЛЬБЕРТ И ЭНН РАСХОДЯТСЯ ВО МНЕНИЯХ
Джильберт положил на стол толстый медицинский труд, который прилежно изучал, пока сгустившиеся мартовские сумерки не заставили его бросить это занятие. Он откинулся в кресле и задумчиво поглядел в окно. Стояла ранняя весна — самое малопривлекательное время года. Даже оранжевый закат был не в силах украсить мертвые раскисшие поля и почерневший лед в бухте. Лишь большой черный ворон медленно летел над свин-цово-серым полем. Интересно, лениво подумал Джильберт, куда летит этот ворон? Есть ли у него черная, милая его сердцу жена, которая ждет его в роще за Гленом? Или он молодой ворон и только собирается заняться поисками подруги? Или закоренелый старый холостяк, который считает, что не стоит связывать себя семьей? Кем бы он ни был, ворон скоро скрылся из виду в надвигающейся темноте, и Джильберт отвернулся от окна.
Языки пламени бросали блики на бело-зеленых Гога и Магога, на блестящую коричневую голову красавца сеттера, растянувшегося перед камином, на вазу с нарциссами, которые расцвели у Энн в ящике на подоконнике, и на саму Энн, сидящую за своим маленьким столиком с шитьем в руках. Однако она не шила, а мечтательно смотрела в огонь, ибо опять жила счастливой надеждой, стараясь не давать волю не покидающему ее ни днем ни ночью страху.
Джильберт, который называл себя «старым женатиком», по-прежнему глядел на Энн влюбленными глазами. Он до сих пор не мог до конца поверить, что она его жена. А вдруг ему это только снится?
— Энн, послушай меня, — начал Джильберт. — Я хочу с тобой поговорить.
— О чем? — весело спросила Энн. — У тебя необыкновенно серьезный вид, Джильберт. Честное слово, я сегодня ни разу тебя не ослушалась. Можешь спросить Сьюзен.
— Нет, я хотел поговорить не о тебе и не о нас. Это касается Дика Мора.
— Дика Мора? — насторожилась миссис Блайт. — Что ты можешь такого мне сообщить о Дике Море?
— Последнее время я много о нем думал. Помнишь, я осенью лечил у него фурункулы?