Энн в Грингейбле
Шрифт:
— А вы останетесь с нами на следующий год, мисс Стэси? — спросила Джози Пайн.
Джози Пайн вечно задавала вопросы в лоб, но на этот раз весь класс был ей благодарен, потому что по школе ходили пугающие слухи, что мисс Стэси предложили место в ее родном округе и что она собирается принять это предложение. Все с замиранием сердца ждали ее ответа.
— Да, полагаю, что останусь, — ответила учительница. — Я собиралась перейти в другую школу, но решила, что еще год поработаю в Эвонли. Мне хочется довести вашу группу до экзаменов и узнать, как вы их выдержали.
— Ура! — воскликнул Зануда Сперджен. Никогда прежде он не позволил бы себе так открыто радоваться, и, вспоминая свой порыв, он потом неделю краснел
— Как я рада! — сказала Энн, глядя на учительницу сияющими глазами. — Дорогая мисс Стэси, мы бы все умерли от горя, если бы вы нас бросили. Мне кажется, если бы пришел другой учитель, я просто не смогла бы готовиться к вступительным экзаменам.
Придя домой, Энн связала свои учебники стопкой, отнесла их в мансарду и положила в старый сундук. Потом заперла сундук и бросила ключ в коробку для обрезков тканей.
— Летом я их даже видеть не хочу, — заявила она Марилле. — Я столько занималась всю зиму, столько сил отдала геометрии, что знаю все теоремы наизусть и узнаю их, даже если в них переставят буквы. Мне надоело заниматься делом — я хочу дать простор воображению. Нет-нет, Марилла, не пугайся. Я буду держать его в рамках разумного. Но я хочу этим летом как следует отдохнуть и повеселиться, потому что это, наверное, последнее лето моего детства. Миссис Линд говорит, что если я буду и дальше так расти, то на следующий год мне пора будет надевать длинные юбки. А когда я надену длинную юбку, мне надо будет и вести себя по-взрослому. Боюсь, тогда мне даже нельзя будет верить в фей; поэтому я буду верить в них изо всех сил все это лето. По-моему, у нас будут очень веселые каникулы. Руби Джиллис скоро собирается праздновать свой день рождения, а потом будет пикник воскресной школы, а в следующем месяце мы даем концерт в пользу миссионеров. И мистер Барри сказал, что как-нибудь возьмет нас с Дианой в Белые Пески и мы там пообедаем в ресторане. Вечером! Джейн Эндрюс была там прошлым летом и говорит, что это ослепительное зрелище: электрические огни, цветы и дамы в роскошных туалетах. Джейн сказала, что в первый раз увидела, как живут люди высшего света, и что не забудет этого до конца своих дней.
На следующий день в Грингейбл пришла миссис Линд узнать, почему Марилла пропустила собрание общества в четверг. Все знали, что Марилла не приходит на собрания, только если дома что-нибудь случилось.
— Мэтью стало плохо с сердцем, — объяснила ей Марилла, — и мне не хотелось оставлять его одного. Сейчас-то все прошло, но приступы случаются все чаще, и меня это очень беспокоит. Доктор говорит, что ему нельзя волноваться. Но Мэтью всегда избегал людей, и у него мало поводов для волнений. Доктор говорит, что ему также противопоказано делать тяжелую работу, а как Мэтью уговорить не работать? Это все равно, что сказать ему: не дыши. Раздевайся, Рэйчел. Выпьешь с нами чаю?
— Ну раз уж ты меня так уговариваешь, то, пожалуй, выпью, — кивнула миссис Рэйчел, которая и пришла-то с твердым намерением остаться к чаю.
Миссис Рэйчел и Марилла удобно уселись в креслах, а Энн заварила чай и подала печенье, которое заслужило одобрение даже миссис Рэйчел.
— Надо признать, что Энн стала домовитой девочкой, — признала она, когда Марилла пошла ее провожать до конца дорожки. — Тебе, наверное, стало легче управляться с домом?
— Да, она мне очень помогает, — ответила Марилла, — и на нее теперь спокойно можно положиться. Я боялась, что она вырастет растяпой, но она стала совершенно другой, ей теперь что угодно можно доверить.
— Если бы три года назад, когда я увидела ее в первый раз, мне сказали, что из нее вырастет такая толковая и милая девушка, я бы ни за что не поверила, — призналась миссис Рэйчел. — Какой она тогда закатила скандал! Вернувшись домой, я сказала Томсу: Марилла еще горько раскается, что взяла к себе в дом эту девчонку. Но я
Глава двадцать девятая
ВЗРОСЛЕНИЕ
Энн провела летние каникулы в свое удовольствие. Они с Дианой почти совсем не бывали дома и пропадала все время в лесу и на пруду. Марилла совсем не возражала против такого образа жизни. Дело в том, что доктор из Опенсервейла, который приезжал на вызов, когда Минни заболела крупом, встретив Энн у одного из своих пациентов в начале каникул, внимательно на нее посмотрел и велел матери пациента передать Марилле следующее: «Вашей рыжей девочке надо провести лето на свежем воздухе, и не разрешайте ей читать книжки. Мне не нравится, какая у нее усталая походка».
Марилла запаниковала. Что, если у Энн начнется чахотка? В результате Энн прожила лето в полной свободе. Они с Дианой гуляли, плавали на лодке, собирали ягоды, и главное — она всласть намечталась. К сентябрю у Энн в глазах появился здоровый блеск, ее походка опять стала стремительной и уже не могла вызвать беспокойства врача. Она опять была полна решимости обойти Джильберта Блайта по всем предметам.
— Вот теперь я с новыми силами возьмусь за учебу, — заявила она Марилле, спустившись с мансарды со связкой учебников. — Ах вы мои хорошие! Я так рада снова увидеть ваши честные лица. Да, геометрия, даже твое. Я так хорошо провела каникулы, Марилла, — и выросла на два дюйма. Миссис Джиллис измерила мой рост на дне рождения Руби. Хорошо, что ты сшила мне платья подлиннее. Зеленое мне страшно нравится, и я рада, что ты сделала его с оборками. Я понимаю, что можно было бы обойтись и без них, но сейчас оборки в моде, и у Джози Пайн оборки на всех платьях. Мне станет легче учиться в платье с оборками. Мне будет уютнее и спокойнее на душе.
— Да, душевный покой многого стоит, — согласилась Марилла.
Мисс Стэси вернулась в Эвонли и увидела, что ее выпускники засучили рукава, препоясали чресла и готовы взяться за учебу — ведь в конце года маячили вступительные экзамены в Куинс-колледж, при мысли о которых у них кровь стыла в жилах.
Зимой Энн не только училась, но и участвовала в разных мероприятиях: памятуя наказ доктора, Марилла больше не препятствовала тому, чтобы девочка время от времени развлекалась. В клубе было несколько концертов, раза два старшие школьники собирались на вечеринки, которые проходили почти как у взрослых, были катания на санях и на коньках.
Энн тем временем еще подросла, и однажды, встав с ней рядом, Марилла с изумлением обнаружила, что Энн выше ее.
— Как же ты выросла, Энн, — проговорила она, почти отказываясь верить своим глазам. И Марилла вздохнула, сожалея, что девочка, которую она так полюбила, исчезла, и вместо нее рядом с ней стояла высокая девушка пятнадцати лет с серьезными глазами, вдумчивым выражением лица и гордо посаженной головой. Марилла любила эту девушку не меньше, чем когда она была девочкой, но все же ощущала боль утраты. И после того как Энн вышла из дому с Дианой, а Марилла осталась одна в полутемной кухне — спускались ранние зимние сумерки, — она вдруг расплакалась. Мэтью, который вошел в дом с фонарем в руке, застав ее в слезах, воззрился на нее с таким изумлением, что Марилла рассмеялась сквозь слезы.