Энн в Редмонде
Шрифт:
А Джильберт с Энн шли немного позади этой тройки, упиваясь тихой красотой ясного осеннего дня и вдыхая сосновый аромат.
— Правда, эта тишина в лесу похожа на молитву? — промолвила Энн, подняв лицо к синему чистому небу. — Как я люблю сосны! Когда я в парке, у меня делается так хорошо на душе.
— И наши мелкие заботы и волнения кажутся такой ерундой, да?
— Я думаю, что если меня когда-нибудь постигнет большое горе, я приду за утешением к соснам, — призналась Энн.
— Мне хочется верить, что тебя никогда не постигнет большое горе, Энн. — Джильберт еще не знал, что те люди, которые способны особенно остро радоваться жизни, так же остро страдают от ударов судьбы.
— Нет,
— Если бы это зависело от меня, я сделал бы так, чтобы у тебя в жизни были только радости, — поведал ей Джильберт «опасным» тоном.
— Ну и напрасно, — поспешно сказала Энн. — Я уверена, что жизнь не может быть полноценной без своей доли испытаний и печали — хотя, мы, наверное, готовы с этим согласиться только когда нам хорошо. Пошли быстрей — смотри, они машут нам из павильона.
Все пятеро сели на скамейку в павильоне, откуда было удобно наблюдать закат, окрасивший западный край неба в малиновые и золотистые тона. Слева под ними лежал Кингспорт, который уже окутала лиловая вечерняя дымка. Справа раскинулась гавань. Вода в ней была гладкая, как атлас, и переливалась серебристыми и бронзовыми бликами. Вдали виднелся остров Уильяма, который, казалось, охранял город, как приземистый бульдог. Его маяк мелькал в тумане, и с ним далеко на горизонте перемигивался другой, едва заметный огонек. Когда солнце село, Джильберт предложил:
— Пошли домой по Споффорд-авеню? Посмотрим на дома местных богачей. Споффорд-авеню считается самой фешенебельной улицей Кингспорта. На ней может позволить себе построить дом только миллионер.
— Ой, пошли! — воскликнула Фил. — Я хочу показать тебе потрясающий домик, Энн. Его-то построил никакой не миллионер. Он стоит на краю улицы, возле парка, и, наверное, вырос тут еще тогда, когда Споффорд-авеню была просто сельской дорогой. Я убеждена, что его никто не строил, а он сам вырос. Мне совсем не нравятся все эти богатые дома на Споффорд-авеню. Они такие чересчур новые и кичатся своей роскошью. Но этот домик — просто мечта. И называется… Вот погодите — сами увидите.
Они и в самом деле увидели домик, как только вышли из парка. На том месте, где Споффорд-авеню переходила в простую дорогу, стоял маленький белый домик, окруженный соснами, которые тянули свои ветви над его низкой крышей, словно стараясь защитить его от непогоды. Из-под завесы дикого винограда, окрашенного в осенние оранжево-багряные тона, выглядывали окошки с зелеными ставнями. Перед домиком раскинулся уютный палисадник, огороженный невысокой каменной стеной. Хотя стоял уже октябрь, в палисаднике буйно цвели бархотки, настурции, вербена, петуньи и хризантемы. От калитки к порогу вела выложенная «елочкой» дорожка из кирпичных плиток. Казалось, что домик вместе с садом перевезли сюда из какой-то отдаленной деревни, однако соседний дворец табачного короля казался по сравнению с ним кричаще-вульгарным — со всеми своими аллеями и газонами.
— Какой прелестный домик! — восхитилась Энн. — У меня просто сладко защемило сердце… Он даже лучше домика мисс Лаванды.
— Нет, вы обратите внимание на его название, — воскликнула Фил. — Видите, написано белыми буквами над калиткой: «Домик Патти»? С ума можно сойти, правда? И это на улице, где все дома носят разные вычурные названия вроде Пайнхерст или Элмуолд… Вы только подумайте — Домик Патти! Какая прелесть!
— А кто такая Патти, ты не знаешь? — спросила
— Это я разузнала. Патти Споффорд — имя старушки хозяйки. Она живет в нем со своей племянницей уже добрую сотню лет — ну, может, чуть поменьше. Но «сотня лет» звучит так романтично. Окрестные богачи много раз пытались купить у них участок — он сейчас стоит очень дорого, — но Патти ни за какие деньги не желает с ним расстаться. За домом есть яблоневый сад — вы его Увидите, когда мы пройдем дальше по улице. Представляете — настоящий яблоневый сад на Споффорд-авеню!
— Сегодня ночью мне обязательно приснится Домик Патти, — вздохнула Энн. — У меня такое чувство, словно я с ним хорошо знакома. Интересно — удастся нам когда-нибудь увидеть, какой он изнутри?
— Вряд ли, — отозвалась Присцилла. Энн загадочно улыбнулась.
— Нет, это обязательно случится. У меня есть предчувствие, что мне еще предстоит познакомиться с этим домиком поближе.
Глава седьмая
СНОВА ДОМА
Первые недели в Редмонде показались Энн невыносимо длинными, но остаток семестра пролетел как на крыльях. Не успели студенты оглянуться, как на них уже свалилась зимняя экзаменационная сессия, с которой они справились каждый соответственно своему прилежанию и способностям. Лучшими на первом курсе были Энн, Джильберт и Филиппа. Присцилла очень хорошо сдала экзамены, Чарли сдал более или менее прилично и держал себя так, словно был первым по всем предметам.
— Неужели я и правда завтра в это время буду в Грингейбле? — блаженным голосом произнесла Энн вечером перед отъездом домой. — И ты тоже, Фил, будешь в Болингброке с Алеком и Алонсо.
— Да, я буду рада их снова увидеть, — кивнула Фил, отправляя в рот шоколадную конфету. — Они ведь и правда чудные ребята. Конечно, я замечательно проведу рождественские каникулы. Будут танцы, пикники, катания и разные прочие увеселения. Я тебе никогда не прощу, королева Анна, то, что ты отказалась поехать ко мне домой на каникулы.
— «Никогда» на твоем языке означает «три дня», дорогая Фил. Спасибо тебе за приглашение, я когда-нибудь с радостью приеду погостить в Болингброк. Но не в этом году. Все мое существо рвется в Грингейбл. Ты просто не представляешь себе, как я истосковалась по дому!
— Ну и что за веселье там тебя ждет? — пренебрежительно спросила Фил. — Посиделки кружка по простежке одеял? И все ваши старые сплетницы будут перемалывать твои косточки и за спиной, и прямо в лицо. Ты там умрешь от скуки, дорогая.
— Я умру от скуки в Эвонли? — изумленно переспросила Энн. Эта мысль показалась ей просто смехотворной.
— А если бы ты поехала со мной, ты повеселилась бы на славу. Болингброк весь в тебя влюбился бы, королева Анна, — в твои волосы, в твою царскую осанку. Ты не похожа ни на кого в нашем городе. Ты пользовалась бы бешеным успехом — а я бы грелась в лучах твоей славы. Энн, может, передумаешь и поедешь?
— Ты нарисовала увлекательную картину побед, которые ждут меня в Болингброке, Фил, а теперь я тебе нарисую другую. Я еду домой на старую ферму, в дом, который когда-то был покрашен в зеленый цвет, но с тех пор выцвел и стал почти серым. Он стоит посреди голых яблонь. В лощине течет ручей, а за ним темный и грустный декабрьский еловый лесок, где звучит музыка арф, струны которых щиплют пальцы ветра и дождя. Неподалеку — пруд, но сейчас он замерз и выглядит серым и унылым. В доме меня ждут две пожилые женщины, одна худая, другая толстая, и двое близнецов: одна — образец послушания, другой — жуткий сорванец. Я буду спать в маленькой комнатке в мансарде на замечательной пуховой перине, которая после здешней кровати представляется мне пределом роскоши. Ну и как тебе нравится моя картина, Фил?