Энн в Саммерсайде
Шрифт:
— Просто возмутительное!
— Это могила моей кузины Доры. У нее было три мужа, и все они умерли вскоре после свадьбы. Бедной Доре просто не везло на здоровых мужей. Ее последнего мужа звали Бенджамен Баннинг… но он похоронен не здесь, а в Лоуэлле, рядом со своей первой женой. Он очень не хотел умирать. Когда Дора сказала ему в утешение, что он уходит в лучший мир, бедный Бен ответил: «Может, оно и так, но я как-то привык к недостаткам нашего». Он принимал шестьдесят разных лекарств и все же протянул довольно долго… А здесь лежит вся семья дяди Дэвида Куртлоу. В ногах каждой могилы посажен розовый куст, и вы не представляете, как они цветут летом! Я специально прихожу сюда за ними — жаль ведь, что такие цветы пропадают зря, правда?
— Да, наверное…
— А вот могила моей
Энн не стала оспаривать это заявление.
— Вон там в углу лежит Франк Дигби. Он хотел на мне жениться. По правде говоря, мне было немного жаль ему отказывать… но выйти замуж за какого-то Дигби! В конце концов он женился на Джорджине Троп. Она всегда опаздывала в церковь, чтобы все могли рассмотреть ее наряд. Как же она любила наряжаться! Ее похоронили в красивом синем платье… Она собиралась пойти в этом платье на свадьбу, а вместо этого отправилась к Всевышнему. У нее было трое очаровательных детишек. Их семья сидела в церкви прямо передо мной, и я всегда давала детишкам конфетки. Как вы думаете, это грех — давать детям конфеты в церкви, мисс Ширли?
Если и грех, то небольшой, считала Энн.
Когда все могилы Куртлоу были откомментированы, мисс Валентина ударилась в более пикантные воспоминания. Она не считала нужным так уж сильно печься о репутации чужих покойников.
— Здесь лежит миссис Рассел Прингл. Я часто задумываюсь, попала ли она на небо.
— Почему же?! — воскликнула изумленная таким сомнением Энн.
— Она так ненавидела свою сестру Мэри-Энн, что, когда та умерла, сказала: «Если Мэри-Энн в раю, то я туда не хочу». А она была женщиной слова, как все Финглы. Она Прингл по рождению и вышла замуж за своего кузена Рассела. А это могила миссис Дан Прингл. Она умерла точно в тот день, когда ей исполнилось семьдесят лет. Ведь в Библии человеку положен такой жизненный срок — семьдесят лет, а она очень чтила Библию и считала, что прожить дольше просто грех. Чего только люди не придумывают, правда? И говорят, это единственное, что она посмела сделать, не спросившись мужа, — умереть. Знаете, милочка, что он выкинул, когда она купила шляпку, которая ему не понравилась?
— Не представляю.
— Он ее съел! — серьезно провозгласила мисс Валентина. — Правда, это была совсем маленькая шляпка — одни кружева и цветочки, без перьев. Но все же вещь неудобоваримая. Говорят, у него после этого долго болел живот. Я не видела своими глазами, как он ее ел, но все утверждают, что это правда. Как вы думаете, могло такое быть?
— Принглы, по-моему, на все способны, — с горечью ответила Энн.
Мисс Валентина дружески пожала ей руку.
— Я вам очень сочувствую… очень. Так ополчиться на человека — возмутительно! Но ведь в Саммерсайде живут не одни Принглы, мисс Ширли.
— Порой мне кажется, что только они одни, — горестно улыбнулась Энн.
— Ничего подобного. В городе полно людей, которые желают вам добра. Вы только не поддавайтесь. Принглы — это такие люди: чтоб все было, как они хотят. Это их Сатана подзуживает. Мисс Сара очень хотела, чтобы директором школы стал ее племянник… А здесь лежит мистер Натан Прингл. Он всю жизнь считал, что жена пытается его отравить, но это его как-то не очень огорчало. Он даже говорил, ему так интереснее жить. Однажды он заподозрил, что она положила ему в кашу мышьяк. Натан Прингл скормил кашу свинье, и та через три недели сдохла. Но он сказал, что это, может, случайное совпадение, да он уж и не помнит толком, та ли это свинья. В конце концов жена умерла раньше него, и он всем говорил, что она была ему доброй женой — вот только почему-то хотела отравить. Так ведь и не признал, что ошибался.
— «Вечной памяти мисс Кинси», — с удивлением прочла Энн надпись на плите. —
— Если и было, то его никто не знал, — пояснила мисс Валентина. — Она приехала из Новой Шотландии и сорок лет работала у Джорджа Прингла. Она сказала, что ее имя — мисс Кинси, и все ее так и звали. А когда она вдруг умерла, оказалось, что никто не знает ее полного имени. Родственников у нее тоже вроде не нашлось. Вот и написали на плите «мисс Кинси». Но хозяева устроили ей очень приличные похороны и на плиту не поскупились. Работящая была женщина, но выглядела так, словно ее с самого рождения звали мисс Кинси… А это могила Джемса Морли и его жены. Я была у них на золотой свадьбе. Народу съехалось… все их дети… подарков нанесли… цветов… речи говорили… А эти двое сидели рядышком за столом, как птенчики, улыбались, кланялись, хотя ненавидели друг друга лютой ненавистью.
— Ненавидели?
— Просто не выносили друг друга. Все это знали. Они в первый раз поссорились по пути домой после свадьбы, и так и пошло. Мне даже странно, что они мирно лежат рядышком в могиле.
У Энн по спине пробежал озноб. Как это ужасно — каждый день сидеть друг против друга за столом, лежать Рядом в постели, крестить в церкви детей… и при этом ненавидеть друг друга. Но ведь вначале-то они, наверное, были влюблены. А вдруг и у них с Джильбертом получится так же? Нет, это невозможно! От этих Принтов у нее совсем расстроились нервы.
— А здесь похоронен красавчик Джон Мактаб Считалось, что это из-за него утопилась Аннета Кен неди. Мактабы все были красавцы, но ни одному слову верить было нельзя. А вот здесь раньше лежал плита, которую родные поставили в память дяди Сэмюеля, когда им сообщили, что он погиб в море. А потом он возьми и объявись, живой и здоровехонький. Тогда плиту убрали, но человек, который им ее продал, не соглашался вернуть деньги, и она осталась у них в доме Жена дяди Сэмюеля раскатывала на ней тесто. Очень удобно, говорила она. Дети Мактабов приносили в школу печенье, на котором отпечатались буквы эпитафии. Они давали его всем, кто попросит, но я как-то ни разу не решилась съесть такое печенье. Как представлю… у меня очень богатое воображение, мисс Ширли… А здесь лежит мистер Харли Прингл. Ему как-то пришлось на пари надеть дамскую шляпку и провезти по главной улице в тачке Питера Мактаба. Весь Саммерсайд высыпал на улицу — кроме, конечно, Принглов. Они-то не знали, куда деваться от стыда… А здесь лежит Милли Прингл. Я ее очень любила, хоть она и из этой семейки. До чего же она была хорошенькой — и танцевала как фея. Иногда мне мерещится, что в ясные ночи, вроде сегодняшней, она выходит наверх и танцует среди могил. Но, наверное, такие мысли не подобают доброй христианке. А это могила Герберта Прингла. Вот был веселый человек — среди Принглов и такие встречались. Один раз он расхохотался в церкви: когда, во время молитвы с коленопреклонением, из цветов на шляпке Меты Прингл выскочила мышь. Мне тогда было не до смеха — я не видела, куда эта мышь побежала. Затянула юбку потуже вокруг щиколоток и так и просидела до конца проповеди. Честно говоря, проповеди я уж толком не слышала. А Герберт сидел позади меня. Как же он хохотал! Те, кто не видел мышь, решили, что он сошел с ума. Если бы он был жив, он бы за вас заступился. Плевал он на Сару… Ну а это, само собой, памятник капитану Абрахаму Принглу.
Памятник был виден отовсюду. Пьедестал образовывали положенные друг на друга четыре плиты, каждая немного меньше предыдущей. На пьедестале возвышалась мраморная колонна, на вершине которой помещалась нелепо задрапированная урна. Под урной толстый херувим дул в рожок.
— Какой безобразный памятник! — откровенно высказалась Энн.
— Вы так считаете? — Мисс Валентину явно поразило такое мнение о местной достопримечательности. — Когда его воздвигли, все им восхищались. Эта фигура изображает архангела Гавриила. А мне так кажется, что памятник украшает кладбище, придает ему тон. Он стоил девятьсот долларов. Капитан Абрахам был прекрасный человек. Жаль, что он умер. Если бы он был жив, они бы не посмели устроить эту травлю. Неудивительно, что Сара и Эллен так им гордятся, хотя можно было бы заноситься и поменьше.