Шрифт:
Первая часть
ОТТЕНКИ ТЬМЫ
Глава 1
За всю долгую холодную ночь Истомин не заговорил ни разу. Он даже не шевелился, и временами мне казалось, что он уже отошел. Но нет — над его лицом вилось легкое, почти незаметное облачко пара. Истомин все еще дышал.
Я нашел эти развалины вчера, уже в сгущающихся сумерках. Можно сказать, повезло… Несмотря на дырявую крышу, покрытые черными пятнами плесени стены неплохо защищали от ветра. А небольшой костерок, сооруженный мной из трухлявых брусков, бывших когда-то рамами дверей и окон, давал достаточно тепла, чтобы не окоченеть. Я даже умудрился вскипятить в кружке немного воды, но Истомин пить не стал, поэтому
Незадолго до рассвета Истомин пошевелился.
— Боря! Борис! Ты где? — позвал он слабым голосом.
Я наклонился над ним. Глаза Истомина были закрыты.
— Я здесь, Валера, я здесь! — Чтобы успокоить товарища, я взял его за руку, и он неожиданно крепко вцепился в ладонь.
— Боря, я умираю.
— Да, — я не стал уверять друга, что у него легкое недомогание и он скоро поправится. Зачем? Истомин сам прекрасно знал всю горькую правду.
— А до Москвы еще очень далеко!
— Да.
Истомин замолчал, словно этот короткий диалог выпил из него последние силы. Из пустой глазницы окна потянуло предутренним холодком. Я поежился и постарался поглубже опустить голову в воротник бушлата. Однако холод уже забрался под одежду, и меня потихоньку начало трясти. Май на дворе, а холод, словно поздней осенью до Тьмы. Осторожно освободив руку из цепкого захвата Истомина, я встал и прошелся по периметру помещения, собирая деревяшки. Аккуратно подкинув в костер дровишек, я вылил остатки воды в кружку и поставил ее на огонь.
Если бы не Истомин, я бы вообще никогда не добрался так далеко на юг. Именно на центральные области страны тридцать лет назад пришелся основной удар, и местность здесь представляла жуткий лес. Жуткий в том плане, что растущие в нем деревья были под влиянием радиации какими-то… пугающими: дико перекрученные стволы; торчащие строго вертикально или строго горизонтально ветки; пушистые кисточки вместо иголок у мутировавших сосен; огромные, с кулак величиной, ягоды малины; трава ядовито-зеленого цвета. Иногда в общей массе деревьев попадались и вовсе кошмарные экземпляры — пару раз я видел нечто, напоминающее застывший взрыв, с иссиня-черными листьями. И только по форме последних можно было догадаться, что «это» когда-то было кленом. Периодически посреди этой тайги встречались развалины небольших городков. Впрочем, чем дальше мы заходили на юг, тем больше нам попадалось развалин и тем крупнее они становились. Когда-то тут жило много людей.
— Борис! — снова подал голос Истомин.
Я посмотрел на него. На этот раз его глаза были открыты, и в них плескалась печаль.
— Прости, что я не довел тебя, — виновато сказал Истомин.
— Не переживай, дружище, ты и так сделал много больше того, чем обещал!
— Да, — кивнул Валера и снова замолчал.
Вода в кружке уже согрелась, и я предложил ее Истомину. На этот раз он не стал отказываться и сделал пару глотков. Это придало ему немного бодрости, и Валера заговорил:
— Прости, что не довел. Но кроме нашего задания, я возвращался в родные края в надежде исправить одну свою давнюю ошибку. На моей душе лежит тяжкий грех…
Я молчал. На мне самом была целая куча грехов. Тяжелых и не очень. Однако в прошлом у Валеры было что-то более страшное, раз он, умирающий от рака, поперся на юг. Наклонившись, я помог Истомину сделать еще несколько глотков горячей воды.
Целых два года — огромный по нынешним меркам срок — мы с Валерой воевали на севере против балтийцев и скандинавов. Там, на Ижоре и Двине, война не утихала уже двадцать лет, то разгораясь, то затухая. Земли там были живые, не тронутые бомбардировкой — на Новгород даже не упало ни одной боеголовки, поэтому балтийцы, шведы и финны регулярно наведывались в те края за данью и рабами. Естественно, что местным такое отношение не нравилось, и они давали незваным гостям достойный отпор. Понятно, что силы были не равны — легкая стрелковка против боевых вертолетов. Полуголодные партизаны против откормленных десантников-карателей. Но, к счастью для местных, ни финны, ни шведы не могли выставить достаточно
До этого Валера больше года состоял в моем отряде взводным, однако дальше чисто приятельских отношений дело не заходило. Да, Истомин был хорошим человеком, но как-то не сложилось у нас с ним. Отряд небольшой — всего сотня стволов, и ты изо дня в день видишь одни и те же лица, часто сталкиваешься с одними и теми же людьми в быту и по службе. В дозоры вместе ходишь и в баню. Только поддерживать со всеми дружеские отношения невозможно — так, на уровне: «Привет, пока, как здоровье…»
Но в том бою Валера неожиданно прикрыл меня грудью от вражеской пули. А я потом пять километров волок его, раненого, на горбу по бурелому. И приволок в лагерь живым. После этого мы с ним и сошлись. Встретились, что называется, два одиночества — и он и я были пришлыми. У каждого за плечами своя нелегкая история. Впрочем, хоть мы и стали друзьями, делиться своим прошлым не торопились. К тому же мы оба были ребятами неразговорчивыми. Иной раз товарищи по отряду удивлялись — мы с Валерой могли часами молча сидеть бок о бок у костра, не проронив при этом ни единого слова.
А этой весной у Истомина обнаружились признаки рака легких. Ранение даром не прошло. Рак в наших краях после наступления Тьмы — явление частое. Жить ему оставалось недолго. Впрочем, как и мне, — после тяжелой контузии меня стали мучить боли в спине, особенно в средней части. Боль усиливалась по ночам, распространяясь через бедра к ногам вплоть до ступней. Да так, что я с трудом мог ходить. Начальник армейского госпиталя, старенький доктор, имевший практику еще до Тьмы, поставил мне диагноз — злокачественная опухоль позвоночника. Что плохо поддавалось лечению даже до катастрофы, а в наших условиях было смертным приговором.
Нормально выполнять свои обязанности я уже не мог, вот тогда меня и вызвали в Объединенный Штаб и предложили эту миссию, пригодную только для смертников. А Истомин согласился провести точно до нужного места.
И вот мы здесь — в заросшей диким лесом местности, когда-то именовавшейся Московской областью. Славно здесь во время Тьмы погуляла смерть — я видел несколько прогалин, покрытых стеклянной коркой, — эпицентры взрывов. Впрочем, остаточный фон здесь уже довольно низок — как-никак больше тридцати лет с войны прошло.
— Борис, я никогда не рассказывал тебе этого, но сейчас мне очень нужна твоя помощь, — тихонько сказал Валера. — Пожалуйста, обещай мне, что постараешься, просто постараешься выполнить мою последнюю просьбу!
— Хорошо, дружище, я обещаю! — кивнул я. — Что я должен сделать?
— Я прошу тебя отнести в Электрогорск вот эту вещь! — Истомин осторожно выудил из потайного кармана на поясе небольшую черную пластинку. — Это электронный ключ от системы управления «Стальным кольцом». Это оборонительный пояс моего родного городка. Управляемые минные поля и автоматические огневые точки. Эту оборонительную систему создал мой отец — полковник Истомин. Создал сразу после наступления Тьмы. Это он собрал в бывшем военном городке беженцев из Москвы. Всех, кто уцелел. Ты же знаешь — от столицы даже щебенки не осталось. Но очень многие успели укрыться в метро — это такой транспорт был. Подземные электропоезда. Долго там было не просидеть — но через несколько дней, когда основная радиация спала, люди вышли на поверхность, и несколько тысяч, ведомых моим отцом, сумели добраться до базы Росрезерва в Электрогорске. Там были запасы продовольствия. Большие запасы. Очень большие запасы. Километры тоннелей, заполненных мешками с мукой, сахаром, ящиками консервов. Те люди, кто не схватил в первые дни Тьмы большую дозу, сумели выжить благодаря этим запасам. Выжить… Просто выжить… Мне было тогда восемь лет, но я прекрасно помню, как мы строили дома, разбирая на кирпичи развалины. Как сколачивали мебель из обгорелых деревяшек. Как бурили артезианские скважины.