Эпицентр
Шрифт:
– Разумеется.
– Взяв карточку, Доули не глядя сунул ее в центральный ящик письменного стола, уже заваленный ручками, линейками, скрепками и Бог знает чем еще - вряд ли он найдет ее там, даже если и захочет.
"Впрочем, такое желание у него едва ли возникнет", - подумал Малдер.
– Спасибо, что уделили мне столько времени, доктор Доули.
– Господин Доули, - поправил его инженер.
– Я так и не дописал диссертацию: руки не дошли.
– В таком случае, спешу оставить вас наедине с проектом.
– И Малдер вышел в холл,
Плезантон, Калифорния.
Дом Эмила Грэгори.
Среда. 10.28
Повернув ключ в замке, Малдер громко постучал и лишь потом приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Тишина и полумрак.
– Тук-тук, есть кто дома?
– Хватит дурачиться, Малдер!
– одернула его Скалли.
– Ну кто там может быть? Доктор Грэгори жил один.
– Она открыла папку.
– Его жена умерла шесть лет назад. От лейкемии.
Малдер нахмурился и покачал головой: вчерашнее вскрытие показало, что у Грэгори была последняя стадия рака.
– Похоже, люди больше не умирают просто от старости.
Они помедлили еще, не решаясь войти в прохладный, пыльный дом в самом конце глухого переулка. Своей архитектурой он резко выделялся на фоне соседних домов: его скругленные углы и изогнутые арки чем-то напоминали особняк из самана в мексиканском стиле. Фасад украшали цветные изразцы, веранда заросла диким виноградом.
Постояв еще чуть-чуть, Малдер распахнул дверь, и они шагнули в прихожую, выложенную большими прохладными терракотовыми плитами, и, спустившись по короткой лестнице, вошли в жилое помещение.
Хотя Грэгори умер всего полтора дня назад, казалось, здесь давным-давно никто не живет, как в доме с привидениями.
– Поразительно, как быстро иной раз доме возникает гнетущая атмосфера! нарушил тишину Малдер.
– Сразу видно, что он жил холостяком, - заметила Скалли. 1
Малдер осмотрелся, но никакого вопиющего беспорядка не углядел. Во всяком случае, ничего особенного: почти как у него в квартире. Или аккуратистка Скалли опять его подкалывает?
В гостиной был стандартный набор мебели: диван, большое кресло на двоих, телевизор, музыкальный центр, которым, похоже, пользовались не слишком часто. Столик у дивана завален журналами вперемешку с чертежами и бумагами со штампом Центра ядерных исследований Тэллера, документами из Лос-Аламоса и Ливерморской национальной лаборатории.
Выкрашенные неяркой желто-коричневатой краской стены, гладкие и маслянистые, напоминали фактурой мягкую глину. В каминных нишах - коллекция изящных безделушек: на полочках расписная керамика анасази', на стене яркие индейские амулеты, а над каминной полкой - связка сушеного перца чили.
Во всем интерьере гостиной чувствовался дух Нью-Мексико, искусно созданный, как решил Малдер, покойной женой доктора Грэгори, а у старого ученого не было ни желания, ни сил переделывать что-то на свой лад.
– После смерти жены доктор Грэгори утратил интерес ко всему, кроме работы, - словно читала его мысли Скалли, листая досье.
– Тут написано, что когда жена умерла, он попросил отпуск на два месяца, чтобы прийти в себя, но просто не знал, чем заняться, и очень скоро опять вышел на работу. С тех пор в его личном деле одни благодарности. Он с головой погрузился в науку. Работа стала смыслом его жизни.
– А там, случайно, не указано, над чем конкретно работал Грэгори?
– Нет, не указано: ведь проект засекречен.
– Знакомая песня!
В аптечке на кухне Скалли обнаружила несколько пузырьков с обезболивающими средствами, некоторые еще закупоренные, некоторые полупустые. Она потрясла их, прочла этикетки.
– Он принимал сильные лекарства - анальгетики и наркотики. Наверное, страшно мучился. Я еще не успела ознакомиться с его историей болезни, но уверена: доктор Грэгори знал, что жить ему осталось два-три месяца.
– И тем не менее каждый день шел на работу. Вот это одержимость!
Малдер бродил по пустому дому, ища сам не зная что. Выйдя из гостиной, он направился в холл, за которым располагались спальни и кабинет. Здесь все выглядело совсем иначе.
Стены пестрели развешанными как попало фотографиями в рамках, словно у хозяина под рукой оказался молоток с гвоздями, а искать линейку и карандаш он поленился. Доктор Грэгори, очевидно, собирал коллекцию снимков давно и вешал туда, где было свободное место.
Несмотря на различие, все снимки объединяло одно: на них был запечатлен момент ядерного взрыва. А отличались они лишь фоном и размером грибовидного облака: одни были сняты в пустыне, другие - в океане, с борта эсминца. Рядом с морскими офицерами и другими военными стояли, улыбаясь в камеру, ученые (их нетрудно было узнать по одежде и очкам в темной оправе).
– А кто-то собирает фотографии Элвиса Пресли, - заметил Малдер, рассматривая ядерные грибы.
– Послушай, некоторые снимки я узнаю, - сказала у него за спиной только что подошедшая Скалли.
– Теперь они принадлежат истории. Вот эти сняты в середине пятидесятых годов на Маршалловых островах во время испытаний водородной бомбы. Вон те... если не ошибаюсь, на ядерном полигоне в Неваде, где проводили наземные взрывы, проект "Орало".
Она вдруг замолчала.
– В чем дело?
– спросил Малдер, заметив странное выражение ее лица.
Покачав головой, Скалли убрала за ухо выпавшую прядь золотисто-рыжих волос.
– Ничего особенного, просто вспомнила: и досье доктора Грэгори упоминается, что он занимался разработкой ядерного оружия еще со времен Манхэттенского проекта. Присутствовал на первых ядерных испытаниях, работал в Лос-Аламосе. В пятидесятых не раз принимал участие в испытаниях водородной бомбы.
Малдер остановился у снимка самого мощного взрыва, поднявшего над океаном громадное облако-гриб из воды, огня и дыма. Казалось, в единый миг был уничтожен целый остров. Внизу на глянце виднелась подпись: Замок Браво.