Эпидемия FV
Шрифт:
— Домой! — скомандовала она, и зашагала прочь, к машине, но сделав несколько шагов остановилась, прижав руки к животу.
— Мариша… — в голосе Даши звучал испуг. — Болит?
— Ударилась, — ответила она. — Пройдет!
— Но ты же…
— Все нормально!
В кармане завибрировал сотовый. Как-то отстраненно Марина подумала о том, что если он шалил и раньше, то теперь, после удара о мостовую, и неожиданного купания, будет откалывать номера поинтереснее уже ставшего привычным fv.
Она достала мокрый телефон из кармана — он лишь вибрировал, высвечивая на экране традиционное fv, и на этот раз, на удивление, не
— Алло! — сказала она, поднеся трубку к уху. Ответом ей были какие-то хрипы, свисты, потрескивания. Белый шум… Должно быть телефон собирался отдать концы.
Боль в животе сменилось тяжестью. Не утихла, а просто сменилась, как-то разом, за долю секунды. Да и тяжесть не слишком-то досаждала.
ребенок
смерть
fv
Нет, все будет в порядке. У нее не будет выкидыша, струя ударила ее выше, чем располагался плод. Да, определенно выше, почти в самое солнечное сплетение. Потому и было так больно… Все будет в порядке…
fv
Почему fv? Почему это не имеющее смысла слово так упорно лезет ей в голову? Даже не слово, а две стоящие рядом буквы. Почему она видит эти красные буквы у себя в воображении? Почему…
Не важно.
fv
Важно добраться до телецентра, отдать отснятую кассету монтажерам, и выпустить весь этот дурдом в двенадцатичасовые новости, добавив туда еще и Дашины фотографии!
fv
— Никита, пошли! — крикнула она, постепенно вновь становясь собой. Пережитый страх выветривался
fv
из организма, — Здесь может быть опасно! Уж поверь моей журналистской интуиции!
Мимо, отчаянно завывая, промчалась карета скорой помощи.
Даша
Из окна Марининого офиса видена была телевышка. Не вся, естественно, а только ее основание — громадные стальные арматурины, намертво вмонтированные в бетон. Впрочем, намертво ли? После увиденного сегодня на плотине Даша укрепилась в мысли, что в этом мире нет ничего вечного. После горящего асфальта, после языков пламени, вырывающихся из облаков дыма, все, созданное руками человека казалось ей недолговечным, зыбким и каким-то нереальным.
Дверь распахнулась, и в кабинет вошла Марина. Она успела уложить волосы, и переодеть в то, что насобирали ей коллеги — у кого что было. У кого джинсы, у кого — блузка.
— Ну как?
— Шеф грозился уволить, — через силу улыбнулась она. — Положение спасли только твои фотографии. Никита наснимал только общие планы, а у тебя же и пламя, и сумасшедшие пожарные… Тебя теперь в нашу контору приглашают, оператором! Пойдешь?
Даша отрицательно покачала головой.
— Зато монтажеры обещали коньяка. Такого материала у них еще не было… мы с тобой — звезды.
— Ты мне лучше скажи, звезда, — остановила подругу Даша. — Как ты себя чувствуешь-то? Тебе, в твоем положении, такие встряски ни к чему!
— Да все нормально с моим положением! Затылком меня, конечно, здорово приложило, шишка будет… Но вроде бы даже голова не болит!
— Ты бы к врачу все же сходила, а? Мало ли?
— Схожу, Дашонок! Вот прямо сейчас и схожу. Мне после сегодняшнего геройства отгул положен, я ж не военный журналист, чтобы в таких передрягах оказываться. Так что пойдем с тобой прямо сейчас, ты к себе, а я — в больницу. Идет?
— Идет!
— Хотя нет! Время — без копеек двенадцать, давай хоть наши новости глянем!
— Да уж, было бы интересно! Сейчас, только всем друзьям sms'ки раскидаю, чтобы смотрели меня в новостях!
Телевизор стоял в холе телекомпании, своеобразной комнате отдыха, иногда становившейся и комнатой для переговоров. Сегодня здесь было на редкость многолюдно — люди заняли все диваны, расселись даже по боковым спинкам диванов и кресел. Когда Даша и Марина вошли в холл — взоры всех собравшихся на секунду обратились к ним.
— Поприветствуем звезд медянского телевидения! — улыбнулся Никита, вставая с кресла и жестом приглашая Марину занять его место. Однако в его улыбке Даша ощутила сарказм — должно быть все еще не мог простить ей ее «журналистской интуиции», повелевшей убираться с плотины как можно скорее. Даша же, наоборот всецело поддерживала подругу, не смотря на то, что у нее, в отличие от Никиты, фотоаппарат уцелел, и она была единственной, кто в тот момент мог наснимать сенсационных кадров. Ее интуиция тоже шептала, что с плотины нужно уходить. Нет, не уходить — бежать, пока не случилось что-то плохое. Плохое настолько, что даже возможность заснять обрушение плотины не стоит такого риска.
Еще кто-то из парней уступил Даше соседнее кресло. Ну, точнее, уступил — громко сказано, просто пересел с кресла на его ручку, кивнув ей, садись, мол. Выбирать не приходилось, поэтому она предпочла довольствоваться и таким знаком внимания…
Кто-то прибавил звук, начались новости. Главной новостью, естественно, была горящая ГЭС, с нее диктор и начал. Обрисовал в общих чертах происшедшее, и пустил в эфир заснятый Мариной материал, в котором пару раз мелькнула в кадре и Даша. Вот Марина втаскивает в кадр пожарного, вот Никита дает панорамный кадр плотины (при чем в кадр попадает Дашина филейная часть, потому как в этот момент она свесилась с парапета, фотографируя что-то внизу), а вот из дыма вырываются три фонтана воды, убийственные струи из брандспойтов. Еще несколько секунд, и в кадре несколько раз меняются местами небо и земля, навстречу камере летит асфальт, после чего по экрану ползут лишь полосы — камера приказала долго жить.
Даша обратила внимание, что люди, до того обсуждавшие происходящее на экране, пусть и шепотом, но достаточно оживленно, теперь молчали, изредка поглядывая на Марину. Никто из их не сознался бы в этом, но она была уверена — всем было страшно.
Видеть такое с экрана телевизора, сидя рядом с человеком, снимавшим этот репортаж, и смотреть фильм ужасов, в котором маньяк расчленяет бензопилой десятки трупов — совсем не одно и то же. Еще в детстве Даша усвоила для себя, какие ужастики смотреть страшнее всего — те, в которых детально показывают, как человек сходит с ума, как он теряет рассудок, превращаясь в подобие животного. И сейчас, вспоминая троих голых мужчин с брандспойтами в руках, было страшно и ей. Не столько от того, что они с Мариной могли погибнуть там, на плотине, сколько от того, что та же участь могла постигнуть и их. Что и они могли раздеться догола, и, взяв в руки первое, что могло служить оружием, двинулись бы на тех, с кем некогда работали вместе.