Эпидемия
Шрифт:
— Я не знаю, смогу ли выстрелить в человека.
— Придется. Поверь, лучше будет если тебя застрелят в бою, чем возьмут живую. Я все сделаю, чтобы этого не случилось, но все может быть. Если ты попадешься, то будут насиловать тебя, как и сколько захотят, пока не надоест. А учитывая, что выживших — единицы, и шанс найти другую девушку сводиться к нолю, то надоест им не скоро. Усекла?
Юля молча кивнула.
— Я буду снаружи. Ждать их. Не знаю, есть ли у них оружие. Сам дурак, еще одним стволом не обзавелся. Было бы проще. Посмотри на меня. — Взял девушку за плечи и заглянул ей в лицо. — Соберись, пожалуйста. Максимально сконцентрируйся. Не поддавайся истерике. От этого зависят наши жизни. Делай строго, как я сказал. Эти люди — мрази, для них нет ничего святого, у них в глазах это написано. У нас один шанс. Их трое, нас двое. Надо максимально использовать стратегическое превосходство обороны. Юля, я очень надеюсь на тебя. Ты сейчас очень нужна в здравом рассудке.
— Хорошо. — Девушка крепко сжала цевье ружья и отправилась в угол.
Вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. На улице стемнело. Взял бутылку вина и шатающейся походкой вышел на крыльцо, изобразил несколько глотков, и пошел обратно. По пути нарочно споткнулся, сделал вид, что упал, коряво поднялся и зашел в дом, выключив уличное освещение. В доме зашел на кухню, взял несколько стаканов и кружек и разбил их об раковину, так, чтобы осталось дно с острыми, торчащими вверх, как пики, краями. Расставил получившиеся капканы прямо перед входной дверью и выкрутил лампочку над входом, оставив свет в гостиной. Немного помаячил перед окнами, старательно изображая пьяную походку. Вернулся на кухню, взял целлофановый пакет, смешал муку с мелкой солью и жгучим перцем, насыпал в него и положил в карман. Выбрал самый массивный кухонный нож с двадцати сантиметровым лезвием. Спустился в подвал и осторожно вылез через узкое окно на улицу. Прижимаясь к стене обогнул дом, и прячась от света из окон, спрятался в кузове фургона, прикрывшись мешком.
Началось томительное ожидание. Сердце, не смотря на привычку к таким ситуациям, колотилось, как двигатель трактора. Зэки могли и не прийти сегодня, но ждать неподготовленным он не мог. Он сидел не двигаясь, сдерживая дыхание, чтобы не выдать себя. Не меньше чем через час послышались шаги у ворот.
— Тихо ты, прешь как паровоз, тебя за километр слышно. — Раздался шипящий, приглушенный голос одного из зэков.
— Да и по хер, я тебе говорю, он в говно готовый. Не меньше трех бутылок выжрал, Тетя Синяк. Дрыхнет сто пудов. Ща мы это фуцана, как зяблика схряпаем, телка вроде наверх поперлась. — Второй голос, крысолюда. — Я первый её раскупоривать буду, зря что ли жопу тут два часа плющил, наблюдал за ними.
— Слыш Хорь, не борзей, сразу на троих пустим. А то ты будешь сиськи мять, а мы что на сеансе будем? — Третий голос, судя по басу — здорового.
— Вы че бадягу развели. Нам еще звонок завязать надо, вы псину эту видели? Сундук, на тебе будет. — Голос крысолюда.
— А с хера ли сразу на мне? Я что самый лысый? — Голос здорового.
— Тебя он сразу не сожрет, ты сильно костлявый. Ладно, хорош чирикать, пошли.
Вадим услышал шаги рядом с фургоном. Поднялись по ступенькам. Звук поворачивающейся ручки. Шаг.
— Сука бля! — Истошно заорал Хорь, наступив на разбитые стаканы.
Вадим одним рывком выскочил из фургона и влетел на ступеньки. Похожий на крысу зэк сидит на карачках возле двери, сняв шлепки и заливая весь порог кровью. Не теряя ни секунды, Вадим швырнул жменю подготовленного порошка в глаза лысому и рванулся к Сундуку. Ослепленный зэк закричал громче крысолюда, начав размахивать руками, пытаясь разогнать едкое облако. Здоровый повернулся к кричащему товарищу и не увидел, как рядом с ним оказался кто-то незнакомый. Этих долей секунды хватило что бы нанести первый удар. Махнул выше плеча зэка, оттягивая рукоять к себе. Лезвие прошло горло с глухим чавканьем. Почувствовал, как клинок уперся в позвоночник и выдернул его. Сундук инстинктивно вздернул руки к шее, присел ему под руку, перехватив нож в левую руку, и нанеся короткий, но резкий удар сбоку, чуть под углом, между третьим и четвертым ребром, направляя клинок в сторону солнечного сплетения. Когда лезвие вошло почти до рукояти, провернул его на девяносто градусов и выдернул. Развернувшись на пятках и пригнувшись, устремился к лысому, старательно трущему глаза, пытаясь убрать выедающую их соль и перец. Добравшись, перекинул нож обратно в правую, и ударил снизу-вверх, всадив лезвие в области паха, и, выпрямляясь на ногах, прорезал до грудины. По ноздрям резануло запахом крови, внутренностей и фекалий. Лысый схватился за разваливающийся на две части живот. Недолго думая, воткнул клинок ему в глазницу, упираясь в конец рукояти второй рукой. Кости хрустнули и лезвие наполовину ушло в мозг. Лысый тут же обмяк и завалился назад. Развернулся к третьему, который лежал у порога. Ногу обожгло тупой болью, будто сдавили тисками. Все тело дёрнулось назад от резкого импульса, еле устоял на ногах. Крысолюд смотрел прямо в глаза и поднимал пистолет выше для второго выстрела, на этот раз в голову. Позади зэка, из дверного проема, показалась бежевая голова с оскаленными зубами. Волкодав сомкнул челюсти прямо на ключице крысолюда и потащил в дом, как мурена затаскивает добычу в нору. Зэк заверещал и выронил пистолет, пытаясь отбиться от собаки.
Вадим перевел дыхание и посмотрел вниз. Правая нога почти полностью онемела, но в одном месте горела, словно туда сунули раскаленный прут. На штанине расплывалось бардовое пятно.
«Это позже, успеется, сначала — закончить.»
Попытался двинуться в сторону двери, но едва не упал. Нога почти не слушалась, пришлось ковылять. Весь порог залит кровью, которая размазанным следом тянулась в прихожую. Возле лестницы, над телом зека с огромной дырой в шее, сидит Султан. Морда алабая полностью залита кровью, очень яркой на белой шерсти. Пес посмотрел на хозяина радостно виляя хвостом, ткнул носом неподвижное тело, потом обеспокоенно подбежал к Вадиму и обнюхал раненную ногу.
— Все в порядке Солт, не переживай, дай-ка одолжу у тебя. — Снял с пса ошейник, и туго затянул выше раны, кровь выступала темная и не била фонтаном, задело только вены, можно наложить жгут.
Добравшись до кухни, вытащил несколько двухсотлитровых мешков для мусора. Вернулся в коридор, убрал битые стаканы с порога и, положив тела на мешки, по одному перетащил в фургон. Рассчитывал справится намного быстрее, но боль в ноге усиливалась и сковывала движение. Сначала хотел промыть полы от крови, но сил хватило только на несколько движений шваброй, чтобы лужи не выглядели такими устрашающими.
Поднялся на второй этаж и постучал в нужном ритме по двери.
— Юля, это я. Все хорошо, можно выходить. — Сказал, не заходя в комнату, а дожидаясь девушку у входа. Мало ли, пальнет с перепугу.
Юля выскочила через секунду и бросилась на шею. Её трясло. Тяжелое прерывистое дыхание, словно вот-вот сорвется в истерику, но удержалась, взяла себя в руки.
— Ты как? Все хорошо? Я слышала выстрел. — Девушка сделала шаг назад и начала осматривать Вадима.
— Ногу зацепили немного, вроде не сильно. Не успел еще посмотреть.
— Пойдем вниз, к аптечке.
— Юль, успокойся. Мне не в первой. Знаю, что там ничего серьезного, по касательной прошла, так бы ногу фиг согнул.
— Все равно надо обработать. — Она взяла Вадима за руку, и повела вниз, так, будто он вообще не мог ходить. — С этими всё?
— Да.
— Ты их убил? — В голосе девушки явно слышался страх.
— Пришлось. По-другому нельзя было.
— Они там, внизу лежат?
— Нет, тела убрал, кровь еще не отмыл. С ногой разберемся, потом сделаю.
Спустившись на кухню, стянул спортивные брюки и осмотрел рану. Не глубокая, сантиметра два, и около десяти в длину, мышцы зацепило совсем немного, но зашивать придется. Юля, увидев голое мясо и кровь, побледнела и отвернулась чуть в сторону, но пересилила себя.
— Вадим, блин, тут все наружу. Сильно больно? — Девушка заглянула в глаза, пытаясь понять скрывает он боль или нет.
— Пока нет, еще адреналин в крови притупляет. Потом будет, но не очень, зубы сильнее болят.
— Зашивать надо, да?