Эпилог
Шрифт:
— Здесь болото. Няша-Марь, — кивает Тёма. — Вообще-то она южнее, а это окраины.
Машина давно миновала безрадостный пейзаж, но гнетущее впечатление осталось. Согласно карте побережья, Няша-Марь занимает внушительную территорию, потеснив пригодные для обитания земли.
Дорога тянется, тянется, и водитель чаще останавливается и чаще открывает капот. Я тоже выхожу без боязни, что мне напечет голову. Взошедшее солнце прячется за горами, и большую часть времени машина едет в тени.
Потягиваюсь. Эти места мне знакомы, вернее, знакомо ощущение. Весенний семестр
А горы все круче. Попадаются и скалистые участки. Даже Егор заинтересовался окрестностями. Вскоре выясняется, что мы едем долиной промеж двух хребтов, и неподалеку от дороги, среди зарослей весело блестит речушка. Она вьется лентой, но течет в направлении, противоположном нашей цели. "Каппа" обгоняет две груженые подводы с мешками, накрытыми тканью. Возницы машут Тёме, приветствуя.
— А говорил, что опасно ехать ночью на Магнитную, — язвит Егор.
— Так и есть. Они и не ездят. Выезжают засветло, ночуют в летниках, — отвечает Тёма. — Это такие избы… Нет, даже не избы, а полуземлянки.
— И где же твои летники? — хмыкает муж.
— Места нужно знать и примечать съезды к реке. На гужевом транспорте до Магнитки приходится ехать двое суток, и нужно где-то ночевать. Хотя можно спать и под открытым небом, но в дождь мало приятного, да и холодает в горах рано. Дни жаркие, а ночи промозглые.
Автомобиль ползет, неуклонно поднимаясь вверх. Тёма притормаживает машину.
— Вот короткая дорога на Няшу-Марь, — показывает на ленту промеж леса, уходящую вниз и перпендикулярно нашей трассе. Приличная горка — пологая, но долгая. Самое то, чтобы с ветерком кататься на санках. Съехать вниз — еще куда ни шло, а вот как забираться?
— Понемногу, потихоньку, — отвечает Тёма.
Едем дальше. Егор зевает. Чтобы не уснуть, заводит разговор с водителем.
— Какой толк в Няше? Болото и есть болото.
— Да, гнуса многовато. Из Няши везут торф и древесный уголь. Основная часть топлива уходит в Магнитную, но и другим округам достается. На одних-то дровах зимой не натопишься.
— Зачем везти уголь за тридевять земель? Леса здесь в избытке, — сообщает Егор прописную истину. — Запаливай костры на здоровье в любом месте.
— Палят, если есть свободные руки, — отвечает Тёма. — Думаешь, в других округах прохлаждаются? А еще в Няше знатная охота. Дичи полно и пушнины. Самое то для скорняков.
Едем, едем. Слева образовался довольно крутой склон, а правым боком машина жмется к горе.
— Стоп, — говорит Тёма, тормозя. Впереди дорога загибается, образуя закрытый поворот. — Дальше идет опасный участок. Не разойдемся со встречными. Нужно стоять на стрёме и семафорить. Пойдешь? — спрашивает у Егора.
Тот бросает на меня быстрый взгляд.
— Нет уж, ты иди.
— Ладно, — соглашается Тёма. — Пешим ходом участок занимает минут десять. Засекай время. Тронешься через пятнадцать минут.
— Понял, не дурак. Давай-давай, — Егор сварливо гонит парня. Тот вылезает и скрывается за поворотом, а муж пересаживается на место водителя. Я перебираюсь на соседнее сиденье.
— Гош, — взъерошиваю его волосы. Муж с недовольным видом поигрывает пальцами по оплетке руля. — Ну, Гошик… Обижаешься на меня?
— Вот еще, — хмыкает он. — Просто не выспался.
— Ты вот обвиняешь меня впустую, а я, между прочим, никого не вижу кроме тебя, — льну к Егору.
— Ну-ну. Что-то незаметно. Не обнимешь, не поцелуешь…
— Да как же обниматься-то? Люди ж кругом!
Он с деланным удивлением оглядывается по сторонам, мол, где ты здесь людей увидела? На километры вокруг — ни одной живой души.
— Кто тебе важнее: я или люди?
— Конечно, ты, — отвечаю я и затыкаю недовольство мужа поцелуем.
Когда истекают положенные пятнадцать минут, точнее, восемнадцать, настроение Егора заметно улучшается. Ему удается с третьего раза завести машину. "Каппа" дергается, и двигатель ревет.
— Гроб на колёсиках, — ворчит муж. — Ничем не лучше осла. Хочу — иду, хочу — стою.
Он ведет автомобиль осторожно, но быстро приноравливается к езде на доисторическом транспорте. Поворот и вправду опасен: дорога сужается, а слева крутой обрыв. Поодаль стоит Тёма и разговаривает с возницей, едущим из Магнитной. Подвода возвращается в Няшу-Марь.
— В десяти километрах — свежая осыпь, — говорит наш проводник, усаживаясь на место водителя. Егор с радостью бы порулил, но не решается оставить меня в одиночестве на заднем сиденье.
— А мы проедем? — спрашиваю с тревогой. Массовая осыпь сродни обвалу. Может перегородить дорогу обломками горной породы, и потребуется немало времени и средств, чтобы расчистить путь.
— Проедем. Сход небольшой, по мелочи.
Сход действительно небольшой, но камни усеяли дорогу. С невольным страхом посматриваю на скалу. Жалкие прутики березок умудряются расти на пятисантиметровых пятачках.
Тёма изучает препятствие, убирая острые и большие камни. Встречная телега прошла, расчистив путь, но колеса "Каппы" шире и уязвимее, а днище — ниже. Машина должна проехать ровнехонько по импровизированной колее. Егор тоже приценивается.
— Эва, отойди в безопасное место, — велит мне, оглядывая каменистый склон. — Смотри, как пить дать, пропорет днище, — показывает Тёме.
— Козлина, — ругается тот, пытаясь сдвинуть камень — один из самых крупных на дороге.
— Отойди, — говорит Егор и делает пассы, создавая leviti airi [47] — непростое заклинание, требующее концентрации внимания. Камень подскакивает в воздухе, и муж отбрасывает его в сторону.
— Круто, — заключает Тёма с уважением, но не возносит дифирамбы, а продолжает: — Будешь направлять.
47
leviti airi*, левити аири (пер. с новолат.) — легче воздуха, невесомость