Епитимья
Шрифт:
Глаза Карлы вылезали на лоб, когда она старалась вырваться из рук Морриса, оторвать его пальцы от своего горла. Каждое ее движение заставляло его сжимать руки все сильнее. Ее длинные пожелтевшие ногти зарывались в мякоть его рук, рвали и царапали ее.
Но Моррис не замечал этого.
— Слушай, ты, сука, ты сейчас же прекратишь трепыхаться и пойдешь с нами, — шептал он, — иначе я вставлю дуло этого револьвера тебе между ногами и выстрелю. — Он сильно рванул ее голову вбок.
Раздался звук, похожий на щелчок, и Карла зажмурила глаза от боли.
—
Карла кивнула.
Моррис отнял руку от ее рта.
— Ты поняла?
Карла тяжело дышала, не в силах вымолвить ни звука.
— Говори, ты поняла меня?
— Поняла...
Глаза женщины остекленели, рот ее был открыт, челюсть отвисла. Лицо стало мертвенно-бледным.
— Ладно, — сказал Моррис, — значит, больше крика не будет?
— О нет, — с трудом пробормотала Карла охрипшим голосом, тяжело, со свистом дыша.
Эвери хотелось подойти к ней и сказать, что они как-нибудь выпутаются из этой истории, ведь теперь их двое против одного. Они должны оставаться спокойными и думать, искать выход. Но говорить он не мог. Только ободрить ее взглядом, что и попытался сделать. Но когда их глаза встретились, ее лицо выразило лишь отвращение, она была уверена, что Эвери добровольно участвует в заговоре. От этого ему стало совсем тошно.
Моррис положил руку на плечо женщины и толкнул ее вперед.
— Вы, миссис Фелз, должны находиться прямо передо мной. Или вы — мисс? Не беспокойтесь: знаю, что вы именно миссис. Мамочка своего сына. Вы должны двигаться именно так, потому что я не доверяю вам. Мы выйдем из этого дерьмового дома и пойдем к моему пикапу. Вы не будете ни на кого смотреть, не скажете никому ни слова. Поняли меня?
— Да, — ответила Карла тусклым, погасшим голосом. Все ее тело, руки и ноги, казалось, налились какой-то тяжестью, и от этого движения казались механическими, безжизненными.
Эвери шел рядом с Моррисом — так все трое и двинулись к двери.
— Миссис Фелз, вы, случайно, не знаете, где я мог бы найти вашего маленького ублюдка?
Карла покачала головой. Прядь волос упала ей на лоб, но она не поправляла ее. Эвери испытывал желание дотянуться до ее лица, отбросить волосы назад...
— Значит, вам нечего мне сообщить? В машине я, возможно, расскажу вам кое-что о вашем мальчике. — Моррис рассмеялся. — О том, как я трахал его в его славненький маленький задик.
Колени Карлы стали ватными, и она свалилась на пол. Моррис пнул ее.
— Вставай!
Она уцепилась за стену, ища опору и пытаясь встать на ноги. Эвери потянулся, чтобы помочь ей. Моррис прижал револьвер к его запястью.
— Пусть делает это сама.
Эвери отступил назад и смотрел, как Карла пытается принять вертикальное положение. Моррис открыл дверь:
— Так помни, что я сказал.
Втроем они вошли в холл. Эвери попытался представить себе, как кончится этот день. Доживет ли кто-нибудь из них до вечера, разумеется, за исключением Морриса?
Он думал о людях, которые находились за дверями, мимо которых
Больше всего на свете ему хотелось находиться за одной из этих дверей, беспокоясь лишь об одном — есть ли у него ужин на сегодняшний вечер.
— К лифту не идти, спускаться по лестнице. Там безопаснее.
Табличка «Выход» над дверью была сожжена каким-то шалуном. Карла вышла первой. На темной и затхлой лестнице дышать было трудно. Цементные ступеньки и металлические перила, окрашенные тускло-серой краской, вели в неизвестность.
Когда они начали спускаться, Карла повернулась к Моррису:
— Зачем вы все это делаете, а?
— Заткнись и иди молча.
— Нет! — вдруг заорала Карла. — Не заткнусь! — Она толкнула Морриса, и он упал. Молниеносным движением она выхватила револьвер у него из руки. Эвери не верил своим глазам: Моррис, растерянный, пытался встать, отталкиваясь от пола.
Лицо Карлы тоже выражало глубокое потрясение: она была в шоке. С минуту она смотрела на оружие в своих руках, как бы недоумевая, каким образом оно там оказалось. Затем она дрожащими руками направила его на Морриса.
— Теперь, сукин сын, ты будешь танцевать под мою дудку.
— Положи револьвер. Ты не знаешь, как им пользоваться.
Моррис отступил от нее подальше, но выражение его лица опровергало спокойствие его слов. Он выглядел напуганным.
— Ну, ты даешь. Думаешь, на спусковой крючок может нажать каждая дура?
— Может, — сказала Карла, — верно, черт побери. Теперь вы пойдете впереди меня, мистер, как вас там. — Голос Карлы прерывался и дрожал.
Они ступили на лестницу.
— Когда мы спустимся, я вызову копов из коридора. Там есть телефон. — Мать Джимми выглядела одержимой. Лицо блестело от пота.
Ее взгляд метался, стараясь охватить и впитать все сразу. О чем она думала? Откуда у нее взялось мужество сделать то, что она сделала?
— Твой сын — один из тех, кому следует сидеть в тюрьме, миссис Фелз, — сказал Моррис. — Если бы не он, никто не оказался бы в таком дерьме.
— Не желаю этого слушать. Иди себе.
Но Моррис продолжал:
— Если бы он не шлялся по улицам, предлагая всем свой зад, я бы не встретил его и ничего бы этого не случилось. Почему ему надо было этим заниматься, миссис Фелз, а?
— Еще одно слово, и я буду вынуждена воспользоваться этой штукой.
Слова были суровыми, а голос дрожал.
А Моррис, казалось, был слишком спокоен для той ситуации, в которой оказался, говорил связно и продуманно.
— Конечно, вы как мать не очень-то себя утруждали заботами о нем. В ту ночь, когда я его встретил, он был готов сосать мой член... чтобы заработать немного денег и купить себе чего-нибудь поесть. Разве это не обязанность матери — обеспечить едой своего тринадцатилетнего сына?