Эпизоды Фантастического Характера: том второй
Шрифт:
Пожалуй, это худшая фраза из всех, что можно сказать человеку за мгновение до того, как прострелишь ему башку, но других слов в моей собственной голове за это самое мгновение не отыскалось. В любом случае, это лучше, чем стрелять молча.
Решетка оказалась мягче, чем я думал. Один точный выстрел – один прут на вылет. При теле моего голого азиатского друга обнаружилось достаточно патронов. И опиума. Все это словно вывалилось из его недр, как в компьютерных играх из поверженных врагов выпадают аптечки и прочие бонусы. Инвазия из нашей клетки я пристрелил, чтобы не мучился. Пристрелить-то я его, кончено, пристрелил, только он выпущенной в голову обоймы не заметил. Как лежал, пуская пузыри, так и продолжил. Странно.
Когда парой выстрелов я вскрыл ближайшую клетку, на меня набросились все трое. Первым я упокоил желтого, затем другого себя – нельзя доверять клонам. Не то чтобы я рассчитывал на благодарность Инвазия (который в той клетке
– Как вы себя чувствуете? – первым делом поинтересовался доктор, когда я пришел в сознание. Самым честным ответом было бы действие – выблевать из себя все содержимое на его белоснежный халат. Только вот в чем беда – перед операцией мне сделали промывание желудка, стало быть, блевать оказалось нечем.
– Спасибо, бывало и… – сглотнув, начал я.
– Но могло быть и хуже. Значительно хуже, – перебил меня врач. – Метастазы мы – чик-чик – порезали. По ручкам, так сказать, и ножкам.
– Ножкам? Ручкам? – я вспомнил вопрос, заданный мне китайцем. Чьих я, собственно, буду?
– Да. Опухоль вырезали со всеми щупальцами. Она так сопротивлялась, так сопротивлялась! – доктор весело рассмеялся.
– Угу, – кивнул я. Значит, яркое солнце, кровавые склоны гор и снежные шапки вершин. – И долго я валялся на столе со вскрытой грудной клеткой?
– О, не беспокойтесь. Если бы внутрь вас за это время кто-то попытался проскочить, мы бы неминуемо поймали паршивца, – хохотнул доктор.
– Успокоили, – соврал я.
– Отлично. Раз у вас все в порядке, я, пожалуй, пойду проведать других пациентов.
– Да, конечно, – согласился я. – Только скажите, если это, конечно, не врачебная тайна, – что видят люди во время операции?
– Чего только ни видят! – доктор расхохотался. – Один пациент, к примеру, видел сорвавшийся конец света. Он рассказывал, что конец света был спланирован на клеточном уровне. Дескать, все мы заминированы от природы или бога – как вам больше нравится. В определенный момент, когда сносить человечество создатель, кем или чем бы он ни был, оказался уже не в силах, он нажал красную кнопку. Заряд врожденной взрывчатки был размещен в левом глазном яблоке. Только вот силу взрыва создатель не рассчитал. Вместо того чтобы одним махом избавить планету от людей, он получил планету циклопов. В момент взрывов, оказавшихся слишком маломощными, чтобы разнести человеческие головы и мозги по закоулкам, люди с удивлением наблюдали вытекание собственного левого глаза на подушку, колени, в тарелку супа, на клавиатуру компьютера или приборную панель автомобиля. По свидетелям наркозного «очевидца», шум утих быстро. Бедные стали заклеивать опустевшую глазницу пластырем, кто побогаче – вставляли в новую оправу сверкающие самоцветы и ни о чем не скорбели. Да, правила дорожного движения, насколько я помню, тоже пересмотрели.
– Изысканный бред, – проглотив ком в горле, сказал я.
– Да. Почти безупречный. Пациент говорил, что, увидев свой просчет, создатель отыграл конец света до исходных позиций.
– И вместо бомбы внедрил Инвазия?
– Что, простите? – доктор явственно напрягся.
– Нет. Ничего, – я поспешил его успокоить. – Рак, конечно, не может быть таким уж злым, как его малюют. Просто бесконтрольный малый. Никакой поддержки сверху. Только откуда у меня в клетках взялись китайцы?
– Не знаю, – признался доктор. – Может, у вас в роду китайцы были. У бабушек своих спросите, у дедушек. Одному пациенту, кстати, во время операции привиделась стая летящих на восток бабушек.
Люди любят зрелищные эффектные трюки. Если кто-то вдруг взмоет в небо, не пользуясь помощью специальных летательных аппаратов, тросов, лебедок и других подъемных механизмов, он тотчас привлечет к себе массу общественного внимания и будет наречен чудотворцем. В то же время, опытный пловец, способный свободно перемещаться в толще воды вверх и вниз, не вызовет демонстрацией своих умений ни малейших восторгов. Но в чем же принципиальное различие между левитаций – безопорным парением – в воде и в воздухе? Всезнающий демон физики отвечает на этот вопрос однозначно – в плотности. Плотность человеческого тела близка по значению плотности воды, поэтому «полеты» в жидкости даются ему без труда. Плотность воздуха в 816 раз меньше плотности воды, и по этой причине нырять в воздушном пространстве человеку дано только в одном направлении – вниз. Вернемся к цифрам. Плаванье человека в воздухе в 816 раз чудеснее плаванья его же в воде. Но плаванье в воде не является чудом, то есть чудесность этого действа равна нулю. Умножив 0 на 816, мы получим круглый и неизбежный ноль – подтверждение того, что левитация человека в воздух, вопреки сложившемуся мнению, чудом не является. Может создаться впечатление, что научный подход к познанию мира на корню уничтожает саму возможность существования чудес, однако это не так. К счастью, множество порталов, невидимых нитей и аномальных точек истончения реальности связывают наш мир с другими – параллельными и перпендикулярными измерениями, для которых земные законы физики не только не справедливы, но и абсурдны. Именно оттуда, с темной изнанки Вселенной, а также с помощью божества Йог-Сотота, связывающего миры и измерения, к нам просачиваются истинные чудеса, способные смутить любой рациональный ум и погрузить его в пучину беспомощного созерцания.
Ужас №4: Мишка-наружка
В одном из крупнейших городов мира (а если кто в том городе побывает, то с уверенностью скажет – в самом крупном, потому что охренеть можно раз и навсегда от того, какой он, сволочь, огромный и со всех сторон сразу), где человеку легко потеряться, как иголке в саргассовом море, живет и умудряется не теряться Миша. Он занимается монтажом наружной рекламы, поэтому его так и зовут – Мишка-наружка. Сам он маленький, с черными глазками-бусинками и пепельными волосами. Лицо все в шрамах, но, если смотреть чуть прищурясь, кажется детским – такое оно круглое и наивное. Чтобы выглядеть взрослее, Миша отпустил пышные усы. Пытался отрастить также бороду и бакенбарды, но те отчего-то заупрямились, пустили из щек и подбородка по три тонкие волосинки и на этом остановились.
Шрамов на лице Мишки-наружки постоянно прибавляется. И смех, и грех, но сколько же раз он, натягивая очередной баннер или клея свежий лоскут рекламного плаката на фанерный щит, падал вниз с предоблачных высот. С одной стороны, маленький он, легкий, ветром сдувает. С другой – площадь сопротивления у него небольшая, легче ему должно быть лапками цепляться за тросики страховочные. Но Мише все нипочем, вольная он птица, к стальному поводку страховки привыкать не желает. Как сорвется с верхотуры, так только руки-ноги в стороны растопырит и планирует над головами ко всему безучастных горожан и не менее равнодушных понаехавших гостей, как белка-летяга, до кустов ближайших. Разве что только школьник какой-нибудь, ворон считая, заметит Мишкин полет и тут же, не приходя в сознание, за телефоном тянется, чтобы видео снять и в интернет выложить.
Ни переломов, ни ушибов вследствие спонтанного воздухоплавания Миша никогда не получает, одно лишь лицо иссеченное. «С кошкой трахался?» – шутят над Мишиными царапинами, а он только улыбается, не обижается совсем. Он своими шрамами гордится, за украшение их считает, как настоящий мужчина. Если есть время, может целую экскурсию по ним устроить. Расскажет, что этот вот, в форме полумесяца, получил, когда с проспекта Мира по дуге в ботанический сад МГУ залетел, да прямо на тот дуб, который сам царь Петр за каким-то чертом вздумал посадить. Другой, напоминающий силуэт акулы с раскрытой пастью, – путешествие с крыши Арбатской высотки на Гоголевский бульвар, обложенный густыми тучами гари и копоти от вечной автомобильной пробки. На щеке мощный бородатый профиль Чарльза Дарвина или Карла Маркса (кому кто ближе и как больше нравится) – резким порывом об асфальт чиркнуло, прежде чем на лиственницу в парке недалеко от Ленинградского шоссе закинуло. Распугало это действие парковых белочек, ожидавших подкормки орешками или чем повкуснее, но никак не прилета маленького усатого монтажника. На лбу явственно виднеется кот с торчащим трубой хвостом (остроумцы хихикают, что это сам Мишка с эрекцией, но, обычно тихий, тут он активно отнекивается, дескать, он человек порядочный и с подобными ассоциациями решительно не согласен). История у кота такая – над катком на Красной площади новогоднее поздравление вешал, сорвался, да ветер на беду со стороны Александровского сада дул, вот Миша лбом о памятник героям Плевны и затормозил. И спрыгнул он с того памятника, надо сказать, чрезвычайно ловко и изящно, совершенно не нарушив привычного течения жизни обитающих там в большом количестве бомжей, людей запутанной сексуальной ориентации и патрульных полицейских. Ни единой бутылочки не опрокинул, ничей макияж не попортил и в свисток дунуть или документики проверить никому ни малейшего повода не предоставил.
Начальство Мишкой-наружкой никогда довольно не бывает. Работу он из-за незапланированных перемещений вверх-вниз долго делает, хоть в результате придраться и не к чему. Поначалу хотели его уволить – вдруг упадет да разобьется. Все под прокурором ходят, да садиться желания не испытывают. Но, так как Миша на больничное лечение ни разу не отпрашивался и даже отпуска себе за пять лет службы не требовал, оставили его как есть трудоустроенным. Конечно, думали, все ли у него с головой в порядке, не специально ли он с высоких метров прыгает. Только эту идею отбросили – городище-то вселенских масштабов, высоток небоскребных хоть ложкой ешь – на любую забирайся и сигай сколько душе угодно.