Эпоха бедствий
Шрифт:
Любому корабельщику, проводящему свое судно мимо загородной резиденции басилевса, должно было казаться, что тяжелая, мрачная скала увенчивается слитком чистейшего и таинственного света, амфитеатром грандиозных зданий, возведенных ради вящей славы Аррантиады на широком и длинном мысе, имеющем на мореходных картах название Хрустальный. Днем же белоснежный и розоватый мрамор построек обращал жилище басилевса в рукотворный каменный венец, достойно украшавший чело Острова Великолепных.
Благородному Луцию, первому Всаднику Сената и эпарху Аррской провинции, мужу любимой старшей дочери басилевса, прихоть Тибериса была малопонятна: если ты прибыл вечером на лодке к мысу, то почему приходится подниматься
Что за спешка? Или басилевс недоволен Сенатом? А может, что хуже, своим наместником и правителем Арра? Впрочем, особых поводов к этому не было - Луций не боялся приема у Царя-Солнце хотя бы потому, что дела в государстве шли относительно благополучно. Плебс после недавних волнений успокоился, видя, что власти опять начали выдавать бесплатный хлеб из запасов Сената, далекая война на материке Длинной Земли способствовала приобретению новых земель, аррантская торговля процветала, вести из колоний приходили вполне утешительные, а тетрархам провинций удалось изгнать безумных проповедников с острова Толми, со дня на день ждавших Конца времен и смущавших умы. Отчего сенатор Луций Вителий столь внезапно потребовался басилевсу, оставалось только гадать.
– Пройдите, господин, - шепнул ликтор, взглядом указывая на приоткрытую створку тяжелой позолоченной двери, ведущей в личные покои Царственного. Басилевс ждет...
Величие Острова следует доказывать наглядно. Прежде не бывавший в этой части дворца, Луций только усмехнулся, разглядывая залу, где его должен был встретить кесарь: как все огромно, строго и в то же время прекрасно! Черные колонны уходят в полутьму, многоцветные мозаики, барельефы, скульптуры богов и героев, чаши-светильники, - наверное, варварские послы, изредка посещавшие дом басилевса, безоговорочно признавали божественную сущность владельца всего этого холодного великолепия. Человек, являвшийся на Хрустальный мыс, терялся на фоне помпезного каменного леса, где колоннады исполняли роль древесных стволов, цветы превращались в вычурные вазы, пахло не медом, но бесценными благовониями, а солнце заменял сам государь Тиберис...
– Мой дорогой Луций!
– Сенатор непроизвольно вздрогнул. Настолько громким показался ему отраженный куполом залы знакомый голос.
– Прости, что отвлек тебя от забот на Паллатии.
– Никакие мои труды, недостойные и жалкие, не сравнятся с заботой божественного о вечном благе Аррантиады, - не без скрытой иронии ответил Луций. Перед ним стоял человек в пурпурно-фиолетовой тоге с серебристой оторочкой. Видимо, кесарь незаметно вышел из-за постамента статуи, изображавшей аллегорию Победы. Ба-силевсу Тиберису было всего сорок шесть лет, но чрезмерные излишества, непрестанно вкушаемые Божественным, состарили его на удивление рано: седоватые редкие волосы, тройной подбородок, залысины на лбу. Однако взгляд по-прежнему цепкий и жесткий.
– Что было угодно моему владыке?
Тиберис взял гостя под локоть и медленно повел к балкону, выходящему на ночной океан.
– Как дела на материке?
– был первый вопрос.
– Война, - кратко ответил сенатор.
– Саккарем истощен и разгромлен, варвары собираются сделать ход на полночь, к пределам Нарлака. Войско, собранное шадом Даманхуром, велико,
– Хотелось бы...
– преувеличенно тяжело вздохнул Тиберис.
– Заботы, связанные с этой войной, так отвлекают... Ты уверен, что к следующей весне мы сможем начать строительство на нарлакском побережье?
– Без сомнения, о Царственный. Флот готов, списки переселенцев составляются поместными эпархами. Как только армия Гурцата возьмет столицу Империи Нарлак, можно будет начинать действовать.
– Вот как?
– Басилевс внезапно развернулся лицом к Луцию.
– Действовать? Не обезопасив себя и своих подданных от... Ты понял, что я имею в виду?
Далеко внизу, за перилами обводящей зал наружной галереи, рокотал прибой, накатывая черные волны на скалу.
– Все подготовлено, - спокойно произнес сенатор Вителий.
– Как только нужда в помощи сил сверхъестественных отпадет, в Пещеру отправятся люди, обладающие требуемыми знаниями. А выгнать затем Гурцата в Степь - дело наших прославленных легионов. К следующему лету никто не увидит на материке вооруженного мергейта, а Аррантиада принесет избавление от бед, спокойствие и законность обитателям Длинной Земли.
– И после паузы добавил двусмысленно: Разумеется, не всем.
– Ты уверен, что все получится?
– Тиберис сжал в кулаке льняные складки тоги на груди Луция.
– Что не будет ошибки? Просчета? Пойми, мне очень не хотелось бы однажды узнать, что твой план провалился и...
– Ничего подобного не произойдет, - твердо и непреклонно вымолвил сенатор.
– Некогда мы справились с угрозой, обуздаем ее и теперь. Я знаю, что ты, о кесарь, обеспокоен усилением нашего э-э... неожиданного и временного союзника, во спешу тебя заверить: арранты полностью контролируют все события. Нет причин для сомнений в нашей силе и мудрости.
– Иди, - бросил Тиберис и разомкнул ладонь.
– Это все, что я хотел узнать.
Спустя менее квадранса длинная гребная лодка отошла от пристани Хрустального мыса и взяла курс на огонек маяка аррантской столицы. Сенатор Луций Вителий стоял на корме и, прищурившись, глядел в сторону восхода.
– Все получится, - тихо сказал он, будто убеждая в чем-то самого себя. Все получится, басилевс...
Глава четвертая. Истинность снов и яви
Наступившим днем шаду скучать не пришлось. Тоскливое настроение будто ураганом развеяло. Однако обо всем по порядку.
Ночью в пустыне прохладно, а полуденные области Альбакана, кои расположены ближе к Нардару и степному Халисуну, вообще славятся изрядными морозами. Если днем не продохнуть, то прямо перед рассветом на попону твоей лошади, на одежду и оружие высыпает мелкий колючий иней. Кочевники-джайды и родственные им племена давно приспособились к изменениям от невыносимой жары днем до леденящего ночного холода: их белые и светло-желтые войлочные халаты отлично держали тепло, а после восхода солнца защищали хозяев от палящих лучей. Но шад Даманхур родился отнюдь не джайдом, а коренным саккаремцем по отцу и нарлаком по матери, вдобавок пустыню не любил, предпочитая безжизненным пескам зелень садов и влажные степи, где некогда проходили знаменитые охоты на джейранов, и удобства прохладных мельсинских дворцов. Конечно, за последние несколько седмиц блистательный правитель Саккарема попривык к походной жизни и научился спать даже не в шатре, а в специально купленном у встретившихся по дороге из Дангары в Меддаи джайдов теплом мешке из верблюжьей шерсти, однако холода по-прежнему не выносил.