Эпоха бедствий
Шрифт:
– Кто сказал, что я уезжаю?
– Эти слова Кэрис произнес уже на улице, щурясь от слепящих солнечных лучей.
– Пять дней до Лаваланги, четыре дня там, пять обратно. Две седмицы. За это время Гурцат не успеет перейти пустыню, а заодно получит щелчок по носу от Даманхура. Его армия, как я слышал, готова принять решающую битву. Только бы полководцы шада не наделали прежних ошибок...
Фарр молчал. Подобные разговоры он слышал уже не раз и не два, и обычно они его жутко раздражали. Как можно трепать языком о вещах вселенского значения, когда никак не можешь повлиять на ход событий? Поэтому юного мардиба более занимала городская жизнь и непременные верблюды, которых приходилось тянуть за собой ("Продать бы их, что ли?
– думал Фарр.
– Не потащим же мы
Отлично знавший город Бран, который, как выяснилось, служил элоиму уже полных два года не стал выводить новых приятелей на главные улицы, отходившие лучами от центральной площади Акко, где размещались столь необходимые постройки, как Храм - титаническое сооружение под золотым куполом, главная обитель веры джайдов, почитавших куда более древние законы, нежели последователи Провозвестника Эль-Харфа. Люди говорили, будто в Храме поклоняются Пустоте, ибо маленькая комната - сердце Храма, где, по вере жителей пустыни, обитал их бог, - не содержала в себе ничего. Но, наверное, это всего лишь досужие вымыслы.
Под святилищем, что вполне разумно, располагался другой храм - более прозаический и приближенный к реальной жизни. Гигантский базар, выстроенный в виде амфитеатра, крытого ажурным переплетением кованых металлических полос, пространство меж коими заполняла прозрачная слюда. Здесь поклонялись не невидимому богу, но вполне осязаемому - золоту. Или, на худой конец, серебру. Бран рассказал, что, по последней переписи, углубленное в землю торжище размещает в себе восемь тысяч двести тридцать пять лавок, заведений и трактиров, где человек с толстым кошельком найдет все, что душе угодно, не считая того, что можно приобрести на Вольном рынке за городом.
Эти два сооружения зажимали между собой площадь и довольно скромный двухэтажный дворец элоима, одновременно служивший и местом собраний Совета города, созываемого при крайней надобности. В соответствии с традициями джай-дов, от площади вели шесть лучей - главных улиц, заканчивавшихся у стен города воротами и делящих Акко на шесть крупнейших кварталов.
Гораздо проще было пройти по окраинам, вдоль крепостных стен. Безусловно, в Акко нещадно капалось любое покушение на личную собственность горожан или приезжих, как основу благосостояния и репутации столь известного торгового поселения и одного из крупнейших океанских портов материка, но чтобы в Акко и без воров?.. Извините, такого быть не может. Впрочем, темных личностей, сшивавшихся рядом с низкопробными питейными домами или украшенными фонарями с красными стеклами вертепами, отпугивал нагрудный знак Брана (все знали, что со стражниками-вельхами лучше не шутить, мигом по мозгам получишь и закончишь свои дни в Яме), да и вообще связываться с трезвыми и вооруженными людьми, тем более посреди дня, не стоило. Правда, дальние кварталы способствовали избавлению Фарра от его мучителей - верблюдов. Заметив хороших и здоровых животных, к нашей троице подбежал какой-то человечишка, национальность которого было невозможно определить по причине редкостно запущенной одежды и безносого лица, свидетельствовавшего о проказе, входящей в последнюю стадию. Безносый угодливо предложил за вьючную скотину сумму, с которой даже обожавший торговаться Кэрис безоговорочно согласился, - пять золотых саккаремских шали.
Когда сделка завершилась и Фарр со вздохом удовлетворения отдал поводья упрямых горбатых тварей в руки нового владельца, вельх коротко объяснил атт-Кадиру, в чем дело:
– Они готовятся. Готовятся к исходу из Акко. Между прочим, ты не слушал разговоры на улицах? До меня долетела фраза, что на Вольном рынке верблюд стоит уже два шади, хотя Саккаремское золото постепенно обесценивается. Теперь монеты шада - только небольшие золотые слитки. По причине отсутствия государства Саккарем его деньги перестают считаться ценными. Главное - золотое содержание, почти без примесей. Не удивлюсь, если вскоре все обращающиеся на материке монеты заменят кесарии Аррантиады - государства настолько устойчивого, что его деньги будут ходить всегда и везде.
– Слишком заумно, - легкомысленно бросил Фарр, радуясь, что сбросил со своих плеч обузу.
– Мы сейчас потеряли всего один шади, а на эти пять можно будет купить еды в дорогу, причем самой лучшей.
...Порт Акко, Песчаную гавань, обустроили еще лет триста назад со всем тщанием. Морские ворота Халисуна стояли распахнутыми для каждого желающего привезти свой товар и забрать с собой покупки. К длинным пирсам могли подходить тяжелые аррантские дромоны, имевшие настолько глубокую осадку, что в иных портах садились на мель, не доходя нескольких стадиев до гавани, и "драконы" сегванов, способные шустро идти по любому мелководью. Сине-зеленые знамена Саккарема, изумрудные хоругви Аша-Вахишты, красные с белым соколом штандарты Галирада, черно-золото-алые стяги Нарлака, багровые вымпелы Аррантиады и пестрые, многоцветные бунчуки мономатанцев отражали эти воды на протяжении долгих столетий. Десятки наречий, тысячи лиц, счастье купца и неудачу наемника, надменность посла и безнадежность невольника - все это видели желтоватые сторожевые башни аккон-ского порта.
– Восемь главных пирсов.
– Бран, вытянув руку, показывал. Все трое стояли на обрыве, где заканчивались постройки города и под которым простиралось пространство гавани.
– Два боковых находятся в распоряжении светлейшего элоима. Видите бело-голубые знамена в полоску? Это его торговый и военный флот. Остальные пристани - для гостей. У башенок с белыми флагами стоят галеры лоцманов. Арранты выкупили у предыдущего правителя Акко четвертый пирс - самый удобный. Смотрите, он выдается в море почти на полулигу, куда длиннее остальных!
– Только что-то аррантов там не особо много - мрачно заметил Кэрис.
И точно, вдоль огромного мола, вдававшегося далеко в море и заканчивавшегося узкой башней, на вершине которой были установлены серебряные зеркала, отражавшие свет постоянно поддерживаемого костра, покачивалось всего четыре корабля. По сравнению с остальной толкучкой в гавани, где, например, галирадские или нарлак-ские суда выстроились в три ряда борт о борт, аррантская пристань выглядела скучной и заброшенной. Два грузовых онерария, на палубы которых сейчас переносились какие-то тюки. Военный корабль, судя по всему охрана, - двухмачтовая бирема с двумя рядами весел. И всего одно явно купеческое судно. Острый, вдающийся в волны нос, низкий борт, один ряд весел, свернутые паруса - один на мачте, второй на носу. Прямо как с картинок в книгах - "аррантский либурн". И, конечно, на бортовой обшивке юта вырисованы крупные синие глаза, превращавшие узкий корабль в эдакого добродушного океанского зверя.
– Пойдем познакомлю.
– Бран подтолкнул Кэриса.
– Я как раз стоял десятником стражи гавани, когда явился этот аррант. Очень почтенный и многоученый человек, с первого раза и не скажешь, что купец.
– А остальные кто?
– поинтересовался Фарр.
– Военные, - ответил вельх.
– Бирема "Слава басилевса" из Арра. Серьезный кораблик: пять катапульт, две баллисты, куча горшков с аррантским огнем, экипаж - восемьдесят латников. Сегван-ские пираты, если вдруг появятся в этих водах, пожалеют, что свяжутся с Великолепными, скажу я вам. "Слава" сопровождает вон те сундуки - в них закупленное тетрархом аррантской столицы сукно для доспехов и плавленая некованая бронза. Сами знаете, копей на Великолепном острове нет. Пошли?
Стража порта оказалась куда более суровой. Во-первых, охраняли гавань не вельхи или сегваны а галирадская дружина - немногословные бородатые дядьки в кольчугах и с короткими копьями. Брана они пропустили беспрепятственно, благо знали, что он из своих, а вот подорожные Фар-ра и Кэриса рассматривали долго и пристрастно. Наконец пропустили, пожелав удачи в пути на ломаном джайдите языке местных племен.
– Они неплохо знают аррантский и саккаремский, - не уставал разъяснять Бран, - но язык джайдов уж больно тяжел даже для нас, вельхов, хотя мы граничим с Аша-Вахиштой и наречие манов стоит близко к джайдиту. Давайте налево, по набережной. Вот, смотрите, аррантский мол обозначен каменной пикой с усевшимся на ней золотым орлом...