Эпоха мертвых. Дилогия
Шрифт:
Не мешкая, выпили по маленькой, и я ощутил, что быстрее забилось сердце. Мне, чтоб напиться, много не надо, да и не люблю я это. Зато легкая расслабленность после пары стопок сейчас как вовремя. В Польше я все долгие месяцы не пил, как-то не доводилось, разве что разок угостился пивом, когда в гости заходил приятель.
— Ну, Димыч, как там в Польше? — стандартно начал Леха, хоть я уже два раза виделся с ним после первого отъезда, и с громким хрустом откусил пол-огурца, как бы и не особо надеясь на ответ — требовалось лишь открыть посиделки, и стандартные
Интересно, хоть кто-нибудь догадается задать этот вопрос как-то более оригинально?
— Тот пан, у кого больше.
— Нет, ну серьезно, привык уже? Не тянет обратно? Сколько тебя тут не было, в августе вроде видались…
— Тянет, конечно, — признался я. — Но уже привык, если честно — похоже на Россию. Вроде и Европа, порядок везде, а, с другой стороны, люди на наших похожи. Да и говорят, считай, почти по-русски.
— Если б они не почти, а совсем по-русски говорили, — подал голос Ванька, нанизывая мясо на шампуры, — там бы никакого порядка не было.
— Слушай, а что там с девками? Колись, давай, докладывай ситуацию на фронте, — Семен, разумеется, не мог обойти самую значащую для него тему — гуляка еще тот, и наличие дамы сердца не слишком его останавливало. — А то о самом главном — ни слова. Нафиг нам твоя философия, переходи к горячему!
Это тоже каждый второй спрашивает, как по шаблону. Следующие полчаса прошли в обсуждениях плюсов и минусов польских девушек. Лично я после почти двух лет жизни там не видел большой разницы между польками и русскими, так, сущие мелочи, но раз уж друзьям так захотелось это обсудить — пожалуйста, я даже не против. Все равно информатор из меня неважный, в отношениях с местными замечен не был. Бедный Семен, только уши развесил. Он-то, небось, рассчитывал услышать сагу о сексуальных приключениях, но у меня даже красочно приврать не получилось.
Как всегда, дебаты о дамах потихоньку перетекли в разговор на самые произвольные темы — от компьютерных игр и машин до рыбалки и политики, в которой и так все были экспертами, а с начала украинского кризиса и вовсе превратились в авторитетов мирового значения.
Мы сидели и пили, делились веселыми историями, а потом умиротворенно потягивали марихуану, развалившись на траве под темным звездным небом. Теплый вечерний мир подернулся мягкой пеленой, стал безопасным и уютным, и хотелось, чтоб так оставалось всегда. А еще хотелось дальше раскачиваться на невидимых волнах и наблюдать замысловатый бег мыслей, утративших всякие причинно-следственные связи. А были ли они вообще, эти связи?
Мы отдыхали, не зная, какое несчастье вот-вот случится в нашем родном городе. Я, кстати, и сейчас многого не знаю наверняка, в голове сложился лишь общий порядок развития событий. Даже после просмотра многочисленных видео, фото и записей в блогах и социальных сетях, не все ясно. Увы, целиком собрать картину не удастся уже никогда, если только добрый волшебник не подарит мне машину времени, чтобы можно было вернуться в тот роковой день и предотвратить происшествие, положившее начало замысловатой цепочке кровавых событий.
Повторюсь, телефон на огороде не ловил, и потому мы были абсолютно безмятежны — никто не делал даже самой робкой попытки добраться до своего смартфона. У нас, кстати, негласное правило — без действительно серьезной необходимости за гаджеты не хвататься. Особенно это касается меня, заядлого информационного наркомана — два часа без новостей переживаю хуже, чем сутки голодовки.
Вскоре Леха откопал на маленьком захламленном чердаке гитару, и у костра зазвучала музыка расстроенных струн, заставив всех сморщиться. Но неугомонный гитарист долго пыхтел и крутил колки, пока не добился удовлетворяющего его результата — какофония сменилась какой-никакой мелодией.
Что меня всегда поражало в Лехе, так это невероятный природный слух и впечатляющая микромоторика — он мог неделями не браться за гитару, а потом вдруг взять и сходу выдать прекрасный и ритмически четко выверенный перебор. Многие предлагали ему серьезно заняться музыкой, найти группу или попробовать себя в сольном творчестве — Леха писал весьма недурные тексты, уже несколько толстых общих тетрадей скопилось — но он только отмахивался, говоря, что музыка для него только хобби, и то лишь тогда, когда делать решительно нечего.
От хитов русского рока плавно перешли к американскому кантри с сильным русским акцентом, а потом мы с вдрызг пьяным Ванькой сыграли пару наших собственных композиций — когда-то у нас была своя рок-группа, между прочим, пользовавшаяся успехом в определенных кругах. Леха и Семен деликатно делали вид, что им даже нравится, хоть наше исполнение однозначно оставляло желать лучшего. Я еще что-то помнил из гитарной науки, а вот Ванька и прежде не отличался выдающимся вокалом, а теперь, после дозаправки алкоголем и забористой самокрутки, и подавно. Фальшивил он безбожно, но зато пел с душой, а это тоже дорогого стоит.
Время и стимуляторы сделали свое черное дело, и в итоге всех начало морить. Кое-как устроились в той самой единственной комнате, игравшей роль и гостиной, и спальни. В принципе, можно было расположиться и в весьма просторной кухне, через которую все будут ночью бегать на улицу в туалет, но там даже летними ночами легко замерзнуть.
Друзья молча бухнулись на кровати и дружно засопели, и только мне все никак не спалось, и это при том, что место я себе выбрал самое удобное — на кровати пошире, у стены.
Сначала я просто без толку вертелся на простыне, стараясь навести в голове порядок, а потом уже погрузился в сладкое пограничное состояние, когда сон и явь сливаются в одно целое, как вдруг вернулся тот самый потусторонний страх, что липкой дрожью пробежал по телу той памятной ночью. Я снова, на бесконечной краткий миг, но все же увидел того незнакомца. Он все так же смотрел на море, и вроде бы картина осталась прежней, но что-то изменилось… Точно! Небо стало темнее. За долю мгновения оно стало совсем черным, словно тень неведомого исполина загородила солнце для всех нас, земных созданий.