Эпоха мертвых. Москва
Шрифт:
— Так-то оно так, да вот неувязочка — кот ещё должен быть в настроении тебе об этом сообщить, — усмехнулся он. — У меня самого два полосатых, дочка подобрала, так что изучил. А собака — что? Учуяла и давай гавкать — простая душа. Ну что, насмотрелись? Пошли к Иванычу?
— Век бы их не видеть, — зябко передёрнула плечами Татьяна. — Пойдёмте отсюда, ну их в задницу, морфов этих.
Заперев ворота, мы направились через дворик, в двухэтажный кирпичный корпус, в каких обычно располагались штабы полков. Правда, в этом, как показал Бугаев, был ещё и огромный, местами даже двухэтажный, подвал, из которого вытащили ставшие ненужными тренажёры, а вместо них устроили лабораторию, тщательно помещения изолировав. В общем, получилось всё, как у нас в фармкоровском НИИ.
Скуратович встретил нас в своём кабинете, сразу взялся поить чаем с печеньем, от чего мы отказываться не стали. Я долго не мялся и сам задал свой главный вопрос:
— У мертвяков разложение останавливается?
— Безусловно, — ответил тот. — Вас же интересует, развалятся они сами или нет? Верно?
— Именно так.
— Не развалятся, — покачал он головой. — Это новая форма жизни, хоть и неспособная к самовоспроизводству.
— А так бывает? — спросила Татьяна. — Любая форма должна воспроизводиться.
— Если она не бессмертна, как эта, — усмехнулся учёный. — С поправкой на умение прекращать любую жизнедеятельность по собственному желанию, такая тварь может жить века. А способность обращать в свой аналог существа другого вида с успехом заменяет воспроизводство.
— А вонь тогда откуда? — снова спросила Татьяна. — Разве не от разложения? От них прёт так, что дышать невозможно.
— Сами по себе «ветераны» и «живчики» пахнут слабо, больше ацетоном, — пояснил собеседник. — Запах или впитан одеждой с того момента, пока шло разложение, либо набирается от других мертвяков, они же всегда группами. Сами знаете, что по въедливости с мертвечиной мало какая вонь сравнится. Ну а привычки мыться у них нет, так что сами понимаете.
— Знаем, — сказал я. — Очень хорошо знаем. Тогда ещё вопрос: мне показалось как-то, что мертвяк пытался напасть на меня с дубиной…
— Бывает, — даже не дослушав, сказал Скуратович. — Мертвецы из «ветеранов» в этом неоднократно замечены. Думаю, что это войдёт в систему.
— Камень в лобовое стекло один уже метнул, — добавил Бугаев. — Сам видел, потому как в этой машине и ехал. Вышел такой из-за угла с бульником в грабле и… получи, фашист, гранату. Хорошо, что сетка стояла, а то бы разбил.
— И вот ещё что… — вспомнилось мне по ходу разговора. — Почему они прячутся? И лезут куда-то, где потемнее.
— До конца мы этого пока не поняли, если честно, — задумчиво ответил Скуратович, наливая себе уже вторую чашку чаю. — Есть теория, что им всё же грозит обезвоживание. Испарение есть, а в том, что они пьют воду, пока не замечены. Соответственно, забираются туда, где темно и сыро.
— Но там же ещё и холодно, так? — удивился я. — Активность снижается.
— Достаточный запас энергии для того, чтобы проснуться и добраться до другого места, у них есть, аккумулирован, можно сказать. Зато затраты на сохранение своего организма в таких местах ниже. В общем, к чему это я… — Помешав сахар в чашке, он отпил, задумавшись на секунду. — К тому, что любой подвал теперь становится смертельно опасным местом, если вы собираетесь в городе шляться. Мертвецы имеют привычку в таких местах заваливаться в спячку.
— Ну ладно, мертвецы мертвецами… а вот морфы как себя ведут?
— С морфами сложнее, — кисло сморщился Скуратович. — Из наблюдений отметили, что многие из них активны, то есть ищут добычу. Для чего покидают Москву, например, и двигаются дальше, переходя в статус чуть ли не «лесных хищников». В общем, проблемы от них ожидаются.
— Случаи уже были? — спросил я.
— Были, — ответил тот. — Не у нас, но в сводке по области уже несколько случаев нападения на скот и людей в неожиданных местах.
— А почему решили, что они из Москвы? — не понял я. — Могли откуда угодно взяться.
— Могли, — согласился Скуратович. — Но откуда бы ни взялись, до этих мест они добрались специально, потому что раньше их там не было. Налицо достаточно сложное поведение. И думаю, что оно и дальше будет усложняться, так что прогнозы не радужные.
— А между собой не дерутся? — осенился я идеей.
— В смысле?
— В смысле, если морф претендует на охотничьи угодья, он должен их оборонять от конкурентов.
— Можно и в стаи сбиваться, — скептически сказала Татьяна.
— Для хорошего морфа смысла нет, как мне кажется, — запротестовал я. — Он и так не имеет естественных врагов, по способностям к нападению на десять голов впереди планеты всей. Так какой ему смысл делить пищу? Тем более что каждый съеденный человек его ещё сильнее сделает.
— Хм… не лишено смысла, — кивнул Скуратович, задумавшись. — Возможно, так и будет. Но как говорили в Одессе, будем посмотреть.
Валера Воропаев
15 апреля, воскресенье, утро
Любаню Валера всё же не застрелил. Не из жалости, а скорее из мстительности, потому что решил, что смерть слишком простой выход для неё. Вместо расстрела он низверг её с высот любимейшей из наложниц и хозяйки всего и вся на самую нижнюю ступень местной социальной лестницы, послав обслуживать клиентов в саунах. Жизнь совершила круг, и Любаня вернулась к тому, с чего и начинала. А старшей над девками Зять поставил Иру Губастую, бывшую её подружку, которая Любаню взялась скорее гнобить, чем помогать ей по старой дружбе. Глядя на них, Валера лишний раз убедился, что ждать чего-то хорошего от проституток нельзя. Если уж баба выбрала себе такой путь заработка, значит, на месте души у неё помойка смрадная, и ничто её не исправит. А если уж с кем и жить, то точно не с труженицей панели.