Эпоха мёртвых. Начало
Шрифт:
– Тогда пошли, – сказал мужик. – У меня ключи от зала есть, я вас короткой дорогой проведу. Только, там в зале тоже один был, я поэтому туда не пошел.
– Я его уже завалил, с балкона.
– Тогда пошли.
Мужик достал из кармана спецовки связку ключей, отпер замок на боковом входе в спортзал, открыл дверь. Я оттер его в сторону, вошел первым. Осторожность лишней не бывает. В зале было пусто, лишь посередине недвижимо лежало тело застреленного зомби. Крови на полу почти не было.
– Никого, пошли.
Мы быстро пересекли зал, подошли к главным двустворчатым дверям. Мужику было плохо, он был весь в поту, тяжело дышал. Он отпер и эти двери тоже. Я попросил открыть их по моей команде, затем поднял дробовик, сказал: «Давай!» Мужик вцепился в одну створку, Татьяна во вторую, они резко распахнули двери. За ними никого. Я быстро вышел в вестибюль, готовый выстрелить, но там никого не было.
– Пошли.
Со всеми предосторожностями я пошел на крыльцо, ни на секунду не опуская ствол, Татьяна тоже держала пистолет двумя руками в готовности к открытию огня в любую секунду, как я ее учил. Дядек в спецовке шел следом.
– Оружие бросили, быстро! – услышали мы команду, которая, впрочем, неожиданной для нас не была. Тот, кто ее отдал, был уже у нас на прицеле.
Возле крыльца стоял бело-синий милицейский «уазик», а возле него – двое в форме, молодые, один в звании младшего сержанта, второй вообще с погонами рядового. Я, кажется, никогда и не видел таких в милиции. У обоих АКСУ [6] в руках, направленные от груди в нашу сторону, картинно, но не эффективно. Дойди до драки – скорее всего, я успею уложить их обоих. Фонарь моего ружья светил прямо в круглое упитанное лицо младшего сержанта, заставляя его щуриться. Татьяна целилась во второго. Мне показалось, что она заколебалась, после того как разглядела, кто у нее на мушке, но я громко сказал:
6
Автомат Калашникова со складывающимся прикладом, укороченный («укорот»).
– Не вздумай опустить ствол!
Татьяна колебания отбросила, и хватка снова окрепла.
– Вам что нужно? – спросил я стражей порядка.
– Сдайте оружие, предъявите документы, – заявил младший сержант.
– Еще пожелания? – с долей ехидства поинтересовался я.
– Оказываете сопротивление? – важным голосом спросил он.
Все знают такой тип стражей порядка, причем всегда из числа молодых. Именно они идут служить в милицию, точно зная, что будут обирать пьяных, брать взятки, вымогать деньги у задержанных, бесплатно обслуживаться у проституток. Тяга к мелочной власти, внутренняя неуверенность в себе. Смелости нет, но есть глупая самоуверенность, диктуемая статусом.
– Сержант, ты бы делом занялся, – сказал я ему. – Нас тебе не задержать, так лучше иди по своим делам.
– А то что, стрелять в милицию будете? – последовал встречный вопрос.
Сказано как бы грозно, но уверенности в голосе – ноль. А как и вправду будем?
– Ты, сержант, видать, еще не понял ничего, – вздохнул я. – Нет больше твоей милиции или через пару часов не будет больше. И формой своей ты уже никого не поразишь. Ни формой, ни ксивой. Люди сами себе власть, раз власть государственная их защитить не может, так что угомонись. Лучше людей иди спасай, кого еще возможно, а мы за себя постоять можем в отличие от других. А насчет разоружать кого… думаю, что лучше этого не делать тебе. Люди становятся нервными, могут и пришибить. Или самого разоружат. Мне вот твой «укорот» очень нравится, например. Пригодился бы.
При этом я не отводил ствол ружья от лица сержанта, чтобы у того все время была возможность заглядывать в него, в черный широкий провал ствола, представляя, как оттуда шарахнет картечью, если он поведет себя неправильно. И еще я был уверен, что, пока оружие и у нас, и у них направлено друг на друга, милиционеры не выстрелят, побоятся. А вот если мы с Татьяной стволы опустим, то тогда тот же сержант выстрелит сразу, у него это в глазах читается. Выстрелит со страху, чтобы перестать бояться и доказать самому себе и младшему коллеге свою крутость. А пока там читалось сомнение. А сомнения вообще полезны, особенно таким, как этот, – умственную деятельность стимулируют.
– А ты что предлагаешь? – с напором спросил он. – Там на дорожке трупешник лежит почти без головы, убийство налицо, нам это так оставить? И вызов был на стрельбу.
Ага, уже спрашивает, что я предлагаю. Мыслит конструктивно, можно сказать. Нет, не врал тот мужик из Чикаго, который говорил, что добрым словом и револьвером можно добиться гораздо большего, чем просто добрым словом. Особенно по отношению к таким, как мой собеседник нынешний. Рядовой-то тихий, уставил на нас автомат и побледнел, и руки дрожат.
– Это я его, он из этих, от кого все проблемы в городе, – ответил я. – Там в зале еще штук пять таких лежит, и собак видишь? Тоже такие же были.
– А ты что здесь делал? – углубил переговорный процесс младший сержант.
– Я за своей девушкой приехал, она из-за этих тварей выйти не могла, – вполне вежливо ответил я. – Кстати, а к нам подкрепление.
Действительно, вдали на аллее показался грязный серый «крузак» несгибаемо-внедорожной конфигурации, дальний родственник моего «Форанера». Молочный брат, так сказать. Ситуация разрешалась в нашу пользу. Сержант, не опуская автомат, обернулся:
– Это кто?
– Друзья, и все с оружием, – заявил я. – Лучше давай стволы опустим, а то они не поймут с ходу, что здесь делается, мало ли что подумают? Занервничают, стрелять начнут. В тебя.
– Давай ствол в землю, ставь на предохранитель, – скомандовал сержант своему напарнику и сам проделал то же самое со своим оружием.
Ну и мы тоже опустили оружие. Жест доброй воли, так сказать. Теперь-то они уже точно не рыпнутся, это без вариантов.
– Оружие-то у вас откуда? – спросил сержант. – Мне уже по-любому рапорт писать.
– Оружие легальное, на каждый ствол разрешение, – приврал я, давая тем самым сержанту путь к отступлению. – Чистая самооборона, все законно.
Неожиданно в разговор вступил мужичок, который вышел с нами из спорткомплекса и о котором, ввиду накаленных страстей, успели забыть.
– Слышь, сержант, правда это. Я думал, что хана нам там, если бы этот парень с ружьем не пришел. Видишь, что сделали со мной? – Он показал милиционерам искусанную руку, из которой продолжала течь кровь.
Я присмотрелся к нему. Мужик выглядел плохо, был очень бледным, его покачивало. Судя по всему, оставалось ему недолго.