Эпоха мобильных телефонов
Шрифт:
– Сдельщики, – поморщился Сухарев.
Баринов промолчал.
Сухарев снова поморщился и сплюнул:
– Я тоже поеду в больницу. На этой машине, с мальчиком. Кто за рулем?
– Рита. – Шеф обернулся и спросил у Кириллова, маячившего неподалеку: – Витя, у тебя время есть? Покатаешь нас с Гошей еще немного?
– Покатаю, – коротко ответил Витя.
Евгений Васильевич озабоченно заглянул в наш «москвич» и коснулся плеча Игоря.
– Может, его пристегнуть как-нибудь? А то еще упадет.
Я вытащила из-под мальчишки ремни безопасности и
– Рита, помоги мне! – Ларикова снова рванулась ко мне. – Ты же знаешь, я ни в чем не виновата! У Игоря ни один волос с головы не упал, он даже помнить ничего не будет! Помоги мне, Рита, ты обещала!
– Пройдемте, гражданочка, пройдемте. – Андрей подтолкнул женщину. – Давайте не будем сопротивляться! И кричать тоже не надо.
– Садитесь и ждите меня, – бросил Сухарев.
Я послушно нырнула за руль, а он подошел к «газели» и дал какие-то указания. Потом вернулся, сел на переднее сиденье и хмуро скомандовал:
– Поехали.
Евгений Васильевич молчал, пока мы ехали по грунтовке, но стоило мне выбраться на асфальт, как начался форменный допрос. Причем начался без подготовки. Вот только что Сухарев, поджав губы, смотрит в темное стекло, а вот он уже сурово спрашивает:
– Что именно вы обещали Лариковой? Какую помощь?
– Ничего не обещала, – честно ответила я. – Елена хотела, чтобы я работала на нее, но сама не знала, что ей нужно. Я не могла на такое согласиться.
– Она не знала, что ей нужно, – повторил Сухарев. – Но что-то она говорила, когда просила о помощи?
– Именно что-то. – Я позволила себе слегка улыбнуться. – Ларикова хотела заручиться моим согласием помогать ей, «на всякий случай». Я отказалась, потому что в деле с похищением Игоря мы уже работали на ее мужа, и она… ой!
Я вдруг вспомнила слова Сухарева: «Вы задержаны по подозрению в похищении ребенка и в убийстве». В убийстве?! Но ведь он уже арестовал Кораблева? А теперь Ларикову и Перегудина тоже обвиняют в убийстве. В убийстве Кораблевой?
– Евгений Васильевич, а что, брат Кораблевой уже не подозревается в убийстве?
– У Валерия Кораблева алиби, – неохотно ответил Сухарев. – Они с дружком, когда выпивали, начали внешнюю политику обсуждать и не сошлись во взглядах на решение палестинского вопроса. Такой шум подняли, что половина двора в добровольных свидетелях. Так о чем вас просила Ларикова?
– Она просила, – теперь я говорила медленно, тщательно подбирая слова, – она просила помочь, если ее будут обвинять в том, чего она не совершала. И я не то чтобы обещала, но… как бы это получше сформулировать?.. Я не отказалась.
– Вы надеетесь, что она непричастна к убийству Кораблевой?
– Мне так показалось. Когда я с ней разговаривала, Ларикова была расстроена, немного напугана, и, как я теперь знаю, она продолжала обдумывать свой план получения выкупа. Но она…
Я прикусила язык. С Гошкой я еще позволяю себе сказать «она не была похожа на убийцу», хотя и получаю, как правило, в ответ издевательскую лекцию. Но то Гошка. Сухарев, если я скажу что-то подобное, меня просто не поймет.
– Ее поведение не соответствовало…
И снова я замолчала. Похоже, найти слова, чтобы объяснить Сухареву свое отношение к Елене, у меня не получится.
– В квартире Кораблева найдены отпечатки пальцев Лариковой, – глядя в окно, сообщил он.
– Не может быть! – ахнула я. И тут же сообразила: – Но это же совсем другое! Помните, она в обморок падала? Паша еще ругался, что она все вокруг залапала!
– Помню. – Сухарев продолжал смотреть в окно. – Но отпечатки пальцев Лариковой были выделены до того, как вы пришли. И на тех поверхностях, к которым она не приближалась. – Евгений Васильевич наконец повернулся и посмотрел мне в лицо: – Вы все еще надеетесь, что Ларикова непричастна к убийству?
Я не ответила. Я просто не знала, что отвечать.
Когда мы подъехали к больнице, Сергей уже был там, маялся у входа. Он сразу бросился ко мне, залопотал что-то неразборчивое, пытаясь схватить меня за руку и почему-то все время промахиваясь.
– Успокойтесь, Сергей, все уже в порядке. – Я сама поймала его нервно дергающуюся руку. – Это Евгений Васильевич Сухарев… Ах да, вы уже знакомы.
Сергей снова встревоженно забулькал, разобрать мне удалось только одно слово: «Игорь!»
– Игорь у нас, в машине. Он спит, Татьяна Кораблева утром дала ему сильнодействующее снотворное…
Лариков издал полузадушенный вскрик и бросился к «москвичу». Ввинтился внутрь через открытую водительскую дверцу, перегнулся через сиденье, пытаясь дотянуться до сына. Если бы я сама не видела, ни за что бы не поверила, что Лариков с его, прямо скажем, корпулентным телосложением способен на подобные акробатические номера.
Сухарев покачал головой:
– Вот они, детки, как достаются. Ладно, пойду за санитарами.
Я проводила его взглядом. Мне уже приходилось наблюдать, как у Евгения Васильевича прорываются человеческие интонации, и это всегда заставало меня врасплох – каждый раз я чувствовала себя неловко. Я повернулась к Ларикову и постучала его по спине:
– Сергей! Так вы его не вытащите. Через заднюю дверцу удобнее будет.
– А?
Не сразу, но до него дошло, что именно я предлагаю. Лариков дернулся из машины, тут же вернулся обратно, послышался громкий треск рвущейся ткани, и Сергей окончательно покинул водительское сиденье. Я только взглянула на его разорванный карман и тут же нырнула в «москвич». Слава богу, рычаг переключения скоростей Сергей не отломал. А больше зацепиться вроде не за что. Пока я обследовала технику, Лариков, сопя и пыхтя, извлекал сына через заднюю дверцу. Закончили мы одновременно. Сергей выпрямился, прижимая к груди похрапывающего Игоря, и заговорил, все еще не слишком четко артикулируя и заикаясь на гласных, но достаточно внятно: