Эпоха Опустошителя. Том III
Шрифт:
Судя по всему, мы оба лежали на матрасе, что был набит сеном или же соломой, а непомерно длинные серебристые волосы валькирии разметало по старой деревянной постели. Укрыта девушка была знакомым армейским пледом, который едва-едва прикрывал все сладострастные изгибы воительницы, включая манящую грудь с ягодицами, а её голова покоилась на моей местами окровавленной груди.
Причем судя по бледному личику, та была страшно истощена. Одному Ярвиру известно, что произошло, но одно я могу сказать наверняка. Она спасла меня. И вероятнее всего принесла в жертву самое ценное для валькирии. Своё целомудрие.
Я не хотел этого.
Не сказать, что я являлся впечатлительным человеком, но подобное пробудило даже в моей прогнившей душе искры тепла и не удержавшись, разум сделал нечто непотребное.
— Спасибо тебе, Дурёха, — с теплотой прошептал я, нежно целуя валькирию в лоб. — Я этого не забуду. Никогда.
Лишь через пяток секунд я осознал, что дыхание девушки переменилось давным-давно и она прекрасно слышала моё краткое откровение, но на удивление та не отстранилась прочь и не выскочила в страхе из постели. Розово-голубые глаза валькирии слегка приоткрылись, и та с мягкой улыбкой воззрилась на меня, попутно проводя ладонью по моему щетинистому лицу.
— Это тебе спасибо.
А затем та сделала более абсурдную вещь и чуть двинувшись своим прекрасным телом с удобством устроилась у меня груди и с любовью мазнула своими губами по моим.
— Ты дважды меня спас. Долго заботился. Хоть и не обязан был. Второй раз переполнил чашу моей благодарности и… — на этом слове та внезапно сглотнула и чуть тише прошептала, — … моих чувств. Не знаю, что со мной произошло и как это произошло, но я… я не испытываю к тебе отвращения. Ты грубый, надменный, наглый, жутко невыносимый, но я почему-то не ненавижу тебя. Ты мне совсем не противен. Ты… не такой как все.
— Не надо, Дурёха, — сглотнул невольно я образовавшийся в горле ком, потому как слова воительницы пробудили нечто неизвестное в моей душе. Нечто от чего я всю жизнь отказывался. Нечто от чего я всегда убегал. — Прошу тебя, не надо продолжать. Не усугубляй. Не губи себя этими словами. Просто вспомни, что я носитель глифа. Вспомни приказ своей госпожи. Вспомни своё задание. Вспомни, что ты обязана меня ненавидеть. Ты должна…
— Так вот оно что! — расплылась девушка в заботливой улыбке, вновь одарив меня страстным поцелуем. — Вот почему ты такой. А я всё ломала голову. Теперь я понимаю, почему ты так ведешь себя. Теперь я догадалась, почему ты столь груб и нелюдим с окружающими. Ты боишься привязываться к кому-то. Ты боишься… терять близких.
Мириада сраных бед! Она слишком проницательна.
— Возможно, — нехотя изрёк я.
— Вспомни, что ты мне сказал, — чуть шире улыбнулась она, а затем пальчиком начала мягко указывать на свежие раны, от костяных копий Лиярта. — Неужели забыл?
На миг воцарилось молчание, но чем дольше я размышлял над услышанным, тем необъяснимей становилось на душе. Эти слова накладывали огромную ответственность. Ответственность, которую в нынешних реалиях я попросту не потяну, но сказать их было необходимо.
— Я здесь. Я с тобой. И больше никуда не уйду.
— Именно, — прошептала она, вновь целуя меня. — Тебе не нужно об этом волноваться.
— Я переживаю не за себя, Дурёха, а за
— Ушедшие со службы сёстры мне рассказывали, — вдруг начала тихо шептать девушка мне на ухо, — что после первой ночи с мужчиной они чувствовали себя разбитыми, опустошенными и измученными, но я чувствую себя… замечательно. Сестры не стали бы лгать, а значит всё дело в тебе.
— Что ты сделала со мной? — решил поинтересоваться я, пытаясь перевести беседу в иное русло, потому как оборона валькирии сейчас оказалась непробиваема. — Как ты спасла меня?
— Ты сам спас себя, — огорошила меня Фьётра. — Я лишь немного помогла. Во время первого соития валькирии и её избранника выделяется слишком много энергии. Это энергия, которую поглощают мужчины во время первой брачной ночи. Ты перенаправил мою силу на своё исцеление. Твоя безумная регенерация и твой черный туман сделали всё сами. К тому же у нас был необычный секс. Это называется ритуал Единения и Гармонии. Таким способом валькирии могли оживить мёртвых на поле боя, которые им сильно приглянулись. Но сделать они могут это только единожды и только с тем, кто им по душе. Во время этого обряда, образуется эйфория, которая и соединяет тела и души.
— Фьётра, я носитель глифа. Неужели ты готова променять свою силу на странного мужика, которого знаешь всего ничего? Неужели станешь лгать своему оберегу?
— Это уже моя проблема, — улыбнулась тепло она, а после коснулась пальчиками моей культи, словно абсолютно меня не слышала. — Как видишь восстановить руку не удалось. Я боюсь, что король нежити может что-то предпринять. Как-то повлиять на тебя или же проклясть. Кровь очень ценный ресурс. Не приведи Фрея с тобой что-то случится, то в таком случае я…
Однако на все заявления девушки я попросту тихо рассмеялся, не дав ей довести речь до конца.
— Августу не понравится итог. Поверь мне. Удачи ему в этом. Пусть проклинает сколько захочет. Хуже того, что происходит со мной сейчас уже не будет. Фьётра, ты не ответила на мой вопрос.
— Я не стану лгать. Я расскажу обо всём честно. Я…
Проклятье! Вот же дурёха! Несносная дурёха. Но почему так приятно на душе? Почему я не чувствую какого-либо негатива к этой глупышке?
Тем не менее я не дал договорить валькирии до конца и попросту накрыл её губы своими, потому как план самопроизвольно сформировался в голове.
— Три года, Дурёха, — тихо изрёк я. — Дай мне три года. Обещаю тебе, что через три года всё измениться. Тебе не придётся лгать. Просто скажи, что не нашла носителя глифа. Через три года я обещаю, что сам признаюсь во всём. Признаюсь во всеуслышанье, а до тех пор молчи. Молчи и цени свою жизнь. Утаи то, что отдала свой первый раз. Договорились?
В мерцающих розово-голубых глазах валькирии я отчетливо видел сомнения, но пару мгновений погодя сомнения обратились надеждой, и та в четвертый раз с любовью припала к моим губам, но не прошло и секунды, как я стал медленно падать во тьму, а во тьме отчего-то раздался тихий голос Фьётры: