Эпоха перемен 2
Шрифт:
— То есть… — начал соображать я, но китаец меня перебил.
— То есть, скорее всего, ты погибнешь, спасая нас всех, — ответил он. — Такова участь тех, кто приходит.
Я вздохнул и попытался улыбнуться.
— Что мне делать? — спросил я. — Чтобы не допускать ошибок?
Китаец чуть прищурился, глядя на меня.
— Правильный вопрос. Я постараюсь дать тебе три совета. А уж то, насколько ты ему последуешь, зависит только от тебя.
— Я внимательно слушаю, — кивнул я.
— Первое, — начал китаец, — ты не
Я помолчал, осмысливая сказанное. Что ж, даже такой иносказательной информации было уже не мало: по крайней мере, теперь я точно знаю, что использовать самые простые и очевидные способы управлять ситуацией не следует.
— Ясно, — кивнул я.
— Надеюсь, что завтра у тебя будет. И что оно наступит белым и чистым.
Он использовал игру слов, которую можно перевести лишь приблизительно: чтобы сказать «ясно» я использовал слово, первый иероглиф которого имеет значение «завтра», а второй — «белый».
— На выходе тебе передадут способ, каким ты сможешь связаться с нами во второй раз, — сказал китаец. — Мы закончили. Если хочешь что-то ещё спросить у меня или у «Книги перемен» — спрашивай. Это последняя возможность.
Я начал лихорадочно прокручивать в голове вероятности возможных комбинаций. Определение, кто друг, а кто — нет. Остаться ли с Жириновским, или попытаться его переиграть? Можно ли рассчитывать на Бардри и отца Гии?..
И тут вдруг понял, что хочу спросить совсем не об этом. Не о делах.
— Как дела у Саши? — спросил я.
Китаец просиял, как будто я только что подарил ему что-то очень ценное.
— Он учится, как и положено порядочному молодому человеку его возраста, — ответил он. — Но ещё он спрашивал о тебе. Спрашивал постоянно. Чем-то ты ему очень понравился.
— И… что вы ему говорили? — спросил я.
— То, что знали сами, — ответил китаец. — Рассказали о том, что с тобой случилось в Грузии. Он очень переживал, но теперь считает тебя настоящим героем. И очень хочет быть твоим настоящим другом.
— Это довольно сложно, учитывая, что он учится за океаном, — улыбнулся я.
— Над озером вечер — и лотос теряет свой запах, — процитировал китаец. — За окнами осень. Угрюмо темнеет бамбук. И друга не вижу, с кем можно беседу затеять…
— Бо Цзюйи? — предположил я.
— Очень неплохо! — одобрительно кивнул собеседник. — Ты ведь понимаешь, о чём это стихотворение?
— О дружбе.
— И самопожертвовании, — ответил добавил китаец. — Это важно. Если ты этого желаешь — вы обязательно увидитесь. Да, Саше придётся пойти на некоторые жертвы ради этого, но он сам этого хочет.
— Это поможет мне выжить? — спросил
Китаец удивлённо взглянул на меня.
— Я ведь уже всё сказал. Зачем ты спрашиваешь то, что ясно как летний день?
Я улыбнулся и кивнул в ответ.
— Спасибо, — сказал я.
— На этом всё на сегодня.
Он достал из-под стола ещё несколько свитков и задумчиво положил их на стол.
Я кивнул и направился к выходу.
Возле двери стояли два вооружённых охранника. Меры безопасности тут были более серьёзными, чем там, на «Черкизоне». Связано ли это со мной или с другими делами — мне не было неизвестно наверняка.
В кабинете секретаря мне вручили довольно громоздкую «Мотороллу».
— Можете пользоваться как обычным телефоном, — сказал мне один из подручных Табаня (как про себя я начал называть китайца; Большой Босс). — Тарифный план не ограничен. Когда будет нужно — переставьте сим-карту в другой аппарат. Экстренный номер забит на ней, первым в списке, — пояснил он. — Достаточно просто позвонить и дождаться первого гуда.
— Ясно, — кивнул я. — Спасибо.
После этого я взял аппарат и вышел на улицу.
Глава 2
Что было бы, если бы я забыл пейджер? Или если бы его отобрали до того, как я нажал кнопку?
Хочется верить, что у китайцев на этот случай был особый план, но напрямую во время разговора я об этом спросить не решился.
После того, как я нажал на кнопку пейджера — тайком, в кармане, стараясь сделать так, чтобы Дмитрий Петрович не заметил — прошло долгих три минуты.
Я старался сидеть тихо, чтобы ни в коем случае не спровоцировать его на скорую расправу. Даже кровь не вытирал, которая стекала по шее ниже, на грудь, пачкая мой единственный приличный свитер.
От несправедливости происходящего стоял колючий комок в горле. А ещё в груди появился противный червячок сомнения: а что, если я действительно набедокурил пока был в отключке после той бормотухи, которую по недоразумению продавали под видом пива?
Я гнал эти мысли как мог, потому что от них мне становилось не только обидно, но и страшно.
Убить или покалечить свою девушку по пьянке… и как дальше жить после этого? Да и стоит ли?..
Хотя нет, я не мог. Ну никак! Даже при полной отключке сознания…
Похоже, Дмитрий Петрович почувствовал моё настроение. Потому что перестал метать глазами молнии в мою сторону и рефлекторно сжимать кулаки.
То, что произошло потом, впечатлило его настолько сильно, что даже спустя пару месяцев он обращался ко мне исключительно уважительно.
Я не знаю, какие силы и ресурсы были в этом задействованы. Даже представлять не хочу. Но далеко не последний человек в самой могущественной российской специальной службе несколько минут лежал, уткнувшись физиономией в ледяную грязь на обочине автострады, пока меня осматривал доктор.