Эпоха покаяния
Шрифт:
Неимоверно тяжёлый для Ляховского спуск, казалось, продолжался целую вечность. Но вот он почувствовал своей пятой точкой привязанный рюкзак и похолодел от страха. Дмитрий опустил голову, увидел горящий на дне факел и юношу, с тревогой вглядывающегося вверх.
— Как ты спустился без верёвки? — крикнул Дмитрий.
— Упирался руками и ногами в стенки, — ответил Аюн.
— Как именно?
— Смотри на меня! — и Аюн лёг на спину, развёл конечности и изобразил движения.
— Понял. Попробую повторить. Лови рюкзак!
Ляховский перерезал канат. Тяжёлая
Когда до дна оставалось не более пяти метров, ноги в берцах вдруг соскользнули. Ляховский полетел вниз, неудачно приземлился и застонал. Болевые импульсы рванулись в мозг, вызывая шок. Дмитрий каким-то невероятным усилием подавил его, перевернулся на спину, потом сел. Медленно он задрал штанину, развязал шнурки, попробовал стянуть ботинок, внутри которого разливалось что-то тёплое. Новый виток одуряющей боли взорвался в голове. Аюн не знал, чем помочь. Он было наклонился, но Ляховский сумел выдавить сквозь зубы:
— Вытряхни из рюкзака всё, что там есть, рядом со мной.
На плоскую вершинку насыпи повалились продолговатые коробочки, таблетки, шприцы. Дмитрий подполз поближе и, перебарывая муки, принялся искать. Со страшной гримасой на лице он, наконец, нашёл нужную коробочку. Зубами разорвал пакетик со шприцем, насадил иголку, забрал прозрачную жидкость и с размаху всадил себе в бедро.
Через пару минут боль прошла. Дмитрий смог разрезать и снять ботинок. Он увидел то, что больше всего опасался — открытый перелом голеностопа. Кожа лопнула, наружу выглядывали головки костей, связки и сухожилия. Натекло много крови.
— Твою мать, — сжав зубы, простонал Ляховский. Как минимум месяц в гипсе, возможная хромота на всю жизнь. Аюн, отломай две короткие палки от факелов и принеси их мне.
Дмитрий открыл баночку с сильно пахнущей жидкостью, полил себе на руки, натянул перчатки. После чего, подогнув под себя ногу, принялся осматривать перелом. К счастью обошлось без многочисленных осколков. Иначе это был бы точно приговор. Аюн принес палки, положил их рядом.
— Спасибо. Ох, не думал я, что придётся делать операцию самому себе, — проговорил Ляховский, обкалывая рану и пропитывая ватой кровь. — Впрочем, не я первый, и не я последний. Один врач в Антарктиде, помнится, сам себе аппендикс вырезал. У меня, всё-таки, ситуация попроще.
Вскоре стопа онемела. Дмитрию удалось вправить сустав, соединить кости и связки. Он продезинфицировал и зашил рану, наложил шину из двух палок, замотал бинтом. Только после того, как операция была закончена, пришелец позволил себе потерять сознание.
Когда он пришёл в себя, то увидел, что юноша сидит рядом на корточках, с тревогой всматриваясь в лицо. Факел догорал, шипя и разбрасывая маленькие огненные шарики. Еще три других, лежали рядом.
— Сколько я был в отключке? Ну, в смысле, как долго я был без сознания?
— Не знаю. Тут не видно солнца и звёзд.
— Хоть бы нашатырь дал понюхать.
— А что это?
— Жидкость такая. Для того, чтобы приводить людей в чувство. Вот она. Пропитываешь ей ватку и даёшь под нос. Ладно, давай, закидывай всё в рюкзак. Времени у нас мало и нужно идти. Лично я не хочу оказаться в темноте со сломанной ногой.
— Как же мы пойдём?
— Не знаю… Как-нибудь. Зажги новый факел и помоги подняться.
Аюн сделал всё так, как Дмитрий просил. Собрал медикаменты, накинул на плечи рюкзак. В одну руку взял мешок с продуктами, в другую — зажжённый факел. Поставил Ляховского на ногу, подставил плечо. Дмитрий опёрся на палку от другого светильника, обхватил юношу за шею. Вместе они осторожно спустились с насыпи. Аюн поводил факелом по сторонам.
Огонь озарил широченный туннель, на сводах которого были приделаны таблички с непонятными для юноши символами, которые светили отражённым светом. Какие-то стрелочки — прямые и изогнутые, в квадратах и треугольниках, цветные кружочки, прямоугольный камень в красном круге. Туннель перпендикулярно пересекался с другим туннелем. На полу были видны белые полосы.
— Тааак… — протянул Ляховский, подгибая раненую ногу и ковыляя на другой. — Это ещё что за подземный перекрёсток? А ну-ка, пойдем вон туда.
Друзья направились по одному из коридоров. Туннель закончился широким гротом. В этой пещере друзья нашли несколько высоких, наглухо запертых ворот.
— Кажется, я догадываюсь, что там консервируется. Боюсь, что нам не пригодится. Пошли обратно.
Они вернулись к перекрёстку, пересекли его, уткнулись точно в такой же грот. Но, в отличие от первого, они нашли безмолвное чудовище, стоящее у одного из ангаров. Аюн сразу же обратил внимание на сходство с тем, на котором они гнали сквозь лес. Только это было намного больше размерами. У него были целых две гусеницы, сплюснутая круглая голова на квадратном теле, увешанная какими-то непонятными коробками, и длинный нос с одной ноздрёй.
— Я думаю, что за воротами притаился не один десяток таких монстров, — сказал Ляховский, осматривая машину, — теперь понятно, зачем эти знаки. Но опять же для нас ничего полезного. Возвращаемся на перекрёсток.
Друзья выбрали третье направление. Этот туннель оказался довольно протяжённым. Они шли по нему никак не меньше получаса настолько быстро, насколько это позволяла сломанная нога. Второй факел догорел, и поэтому юноша зажёг ещё один. Прямо посередине дороги он нашёл очередную кучу испражнений. Пришлось обойти. Но это был знак того, что направление было выбрано верно.
«Главная дорога», если можно так выразиться, еще несколько раз пересекалась «второстепенными». Теперь Дмитрий знал, что каждая из них оканчивалась огромными ангарами, в которой хранилась законсервированная военная техника. Ровно расчерченный, этот туннель имел уклон вниз.
Ляховский устал. У него заныл голеностоп, указывая на то, что действие обезболивающих заканчивалось. Наши исследователи вынужденно остановились. Морщась от боли, Дмитрий перебирал склянки, отыскивая среди всего этого беспорядка нужное лекарство. Вдруг он ошарашенно протянул: