Эпоха Пятизонья
Шрифт:
– Я не знаю! – крикнул он. – Видишь, какая заваруха! Беги!
– Еще чего! – воскликнула она.
Черт! Может, это и есть то, чего я искал всю жизнь? – подумал он, не зная еще, что он точно так же прав, как и не прав, что все в жизни равнозначно, если отнестись беспристрастно, что миром правит случай, а не воля.
Топот приближался. Вот-вот должны были появиться «богомолы».
– Беги! Кому сказал! – Он едва не кинулся к ней, чтобы прогнать силой.
– Никуда я не побегу! – топнула она ногой в лапте.
– Ладно! – Костя махнул рукой. – Тогда спрячься где-нибудь
Верка радостно подскочила к нему, чмокнула в щеку и кинулась куда-то в темноту. Кошка Дуська напоследок жалобно мяукнула: «Мяу-у-у…» Впечатлений о «третьем мире» ей хватило на всю оставшуюся жизнь.
– Серега! – Костя показал Гнездилову налево. – Береги заряды! Помни, что основная цель – «тарелка»!
Сам же побежал направо, где лучи света вырывались из-за угла, как корона Солнца из-за Луны.
– А мне что делать? – спросил Амтант так, словно его обделили вниманием и он готов был обидеться.
– А ты в центре! – приказал Костя. – Да сядь ты, в конце концов, или даже ложись, а то такая мишень, убьют сразу же.
«Пермендюр» был тяжелым, как чугунная батарея. Но Костя на одном адреналине дотащил его до угловой стены и, заслонившись рукой, выглянул из-за нее. В который раз он пожалел, что лишился экзокомбеза «титан». Сейчас опустил бы фильтры и спокойно выбрал, куда стрелять, подумал он.
Большеротые «жабаки» еще не сообразили, что произошло, и поэтому действовали не очень расторопно. Трое в балахонах голубого цвета приближались к тому месту, где сидел Костя, двое чуть левее как раз выходили под выстрел Амтанта. За ними, как телеграфные столбы, маячили «богомолы». Без команды они не желали делать ни шага. «Жабаки» тащили вполне земное оружие – автоматы модели АК.
Ладно, подумал Костя, он вдруг обрел спокойствие и уверенность, сейчас мы поговорим на понятном им языке. Он решил беречь заряды, да и, честно говоря, не успел бы привести «пермендюр» в боевое положение, поэтому первые залпы очередью дал из дробовика АА-24, хотя это было глупо: три выстрела в цель, а остальные в белый свет, как в копеечку. Однако три «жабака» в балахонах голубого света, попавшие под его картечь, не добежали до асфальтовой дорожки, засыпанный битыми кирпичами и известковым мусором. Один из них словно споткнулся на бегу и упал ничком, второй закрутился, как юла, и исчез из поля зрения среди камней. Третий рухнул как подкошенный и уставился в ночное небо, словно увидел там что-то необычное.
Наступила странная тишина. Должно быть, там, у «блюдца», соображали, что произошло: то ли «богомолы» восстали, то ли горожане взбунтовались. На помощь «жабакам» уже спешили «фракталы» со своими «дронами», вновь ставшими невидимыми, а где-то повыше мелькали «протеиновые матриксы», нервно выпуская из лап ветвистые разряды молний. В воздухе запахло грозой.
Ну все, понял Костя, сейчас или никогда.
– Стреляйте! Стреляйте по «тарелке»!
Он схватил тяжеленный «пермендюр», крякнув от натуги, положил его на стену, откинул шторку индикатора количества зарядов и совместил ее с раструбом на конце ствола. Там, в прицеле, находилась злополучная «тарелка», из-за которой заварился весь этот сыр-бор, из-за которой погиб Захарыч, Софринская особая бригада оперативного назначения, Кремль и, похоже, вся Россия. С этими мыслями он нажал на гашетку.
«Бах-х-х!» – «пермендюр» выплюнул белесый, как снежный ком, шар, который потащил за собой кольца белого дыма. Костя смотрел как зачарованный. Уже над ним визжали пули, уже такие же белые шары тянулись в его сторону, уже голубые молнии, словно корона, вспыхивали все ближе и ближе. А он все смотрел и смотрел туда, где от его выстрела зависела, быть может, судьба всей России. Левее тоже кто-то выстрелил, но неумело – так, что белесый шар взорвался, коснувшись земли где-то между «тарелкой» и «богомолами». В воздух, как от двухсотмиллиметрового снаряда, со страшным грохотом взметнулся столб земли и пыли. На какое-то мгновение все остальные звуки пропали. Потом миниатюрный гриб осел, расстелился над землей и стало слышно, как кричат раненые «богомолы» и «жабаки».
Куда конкретно метил Костя, он и сам не понял. «Тарелка» была такой необъятной, такой огромной, как стадион, что грех было промахнуться. Только на маковке, где сияла рубка в виде серпа, подобно солнцу, вспыхнула маленькая темная точка, но ничего конкретного не произошло, то есть не взорвалось, не загорелось, не ухнуло, как до этого ухнул снаряд «пермендюра».
Что заставило Костю подхватить тяжеленный «пермендюр» и дернуть вправо, к развалинам Сената, он и сам не понял. Должно быть, отчаяние или «анцитаур» постарался.
Спустя мгновение там, где он сидел, выросло облако дыма и пепла, а бухнуло так, что уши заложило еще сильнее, и он подумал, что соотношение сил не в их пользу, что зря он влез в эту авантюру с самого начал и что это конец. Забьют, как мамонтов, подумал он на бегу.
Эпилог
Пат в два хода
Кто-то шустро обогнал его – только дым завертелся кольцами. Мелькнули стальная нога и рука с зажатым в нем «пермендюром».
– Амтант! – что есть силы заорал Костя.
– Да, хозяин…
Из дыма вынырнуло испуганное лицо «богомола». Костя без сил плюхнулся на камень. Одно плечо оттягивал дробовик АА-24, другое – «пермендюр». На боку висел единственный запасной диск. Позади рвалось и гремело: «богомолы» добивали их позиции.
– Где Серега?
– Кажись… – Амтант испуганно оглянулся, словно был в чем-то виноват. – Побежал в Тайницкий сад.
– А ты куда?
– А я за вами… хозяин. – Амтант посмотрел на него преданно и нежно, как смотрит нянька на нерадивое дитя.
Не понравилось это Косте. Хотел он возразить, что он вовсе не хозяин, да не ко времени было выяснять отношения.
– Вот что я думаю! – закричал Костя, стараясь перекричать звуки взрывов. – Сейчас мы ее обежим и ударим со стороны Арсенала.
Амтант хотел что-то возразить, да не успел: из дыма и пыли, пошатываясь, выскочил Серега Гнездилов. Тяжеленный «пермендюр» заставлял его крениться, будто он тащил ведро с раствором. Из правого уха у Сереги текла кровь.
– Да ты ранен! – Костя потянулся к аптечке.