Эпос хищника. Сборник
Шрифт:
– Привет, зайка!
– говорю я, заходя в комнату, где она развалилась на кровати в одном халатике и читает книгу, покачивая изящной ножкой.
– Угадай, какой подарок я тебе принес?
– Вот уж не знаю… - улыбается она своей неповторимой улыбкой.
– Может быть, зажигалку?
– Шляпу! Прекрасную черную шляпу! Примерь, я прошу тебя.
Она берет из моих рук шляпу и подходит
– Господи!
– шепчет она так, что у меня бегут мурашки по позвоночнику.
– Только ты мог сделать мне такой подарок! Мне так нравится! Скажи, мне идет? Принеси, пожалуйста, из прихожей мой факел и дощечечку?
– Господи! Зачем Григу эта хасидская шляпа?!
– раздался над ухом резкий голос Эльки.
– Элька, до чего ж ты порой мерзкая!
– вырвалось у меня.
– Скучаешь, Джонни?
– спросила Сюзен, присаживаясь рядом и одергивая мини-юбку.
– Просто думаю о своем, - уклончиво ответил я, вертя бокал.
– А ты не думай. Ты расслабься и веселись! Потанцуем?
– Она качнула белыми кудряшками.
– Да что-то настроения нет.
Сюзен повертелась на диване, выставила вперед изящную ногу и внимательно ее оглядела.
– Григ вашу шляпу измазал тортом.
– Угу.
– Элька пошла с Максом за сигаретами. Второй час их нет.
– Угу.
– Ты ее совсем не ревнуешь?
– Чего ее ревновать?
Сюзен вытянула другую ногу.
– Смотри, какой педикюр сделала. Нравится?
– Нравится.
– Специально открытые туфли надела.
– Специально для меня?
– Специально для всех. Дай отпить?
– Она нависла надо мной и прижалась губами к бокалу.
– Для всех - это не для меня. Я осужденный.
– Глупый Джонни. Ты меня совсем-совсем не хочешь?
– Сюзен положила ладонь мне на грудь и посмотрела в глаза.
– Хочу.
– Я пожал плечами.
– Но я люблю Свободу. Я думаю о ней целые дни. Мне тошно. Мне ничего не хочется. Я не могу работать. Я не могу отдыхать. Я не могу спать и есть. Я похудел на десять кило. У меня трясутся руки. Я вздрагиваю, когда раздается телефонный звонок, хотя разумом понимаю, что она не может звонить. Ты не представляешь себе, что это такое. Мне не хочется жить. Мне без нее очень, очень, очень…
– А Элька?
– Что Элька? Элька - дура…
– Верно, Элька не слишком умна, - сказала Сюзен неожиданно трезвым голосом и вдруг шепнула: - Поехали ко мне?
– Прямо сегодня?
– засомневался я, - Но, Сюзен…
– Я не Сюзен. Называй меня Свободой. Я похожа!
– Она подняла руку и вдруг чиркнула зажигалкой.
– Поехали!
– кивнул я.
– Я Свобода!
– шепнула Сюзен мне
– Я хочу тебя! Я люблю тебя, мой единственный!
– Ты прелесть!
– прошептал я, чувствуя, как по позвоночнику бегут мурашки.
– Спасибо тебе, Сюзен!
Балка под потолком гаража выглядела надежной, и я примотал к ней провод. Помял его в руках - шнур казался вполне гибким. На всякий случай смазал его машинным маслом. Масло воняло неприятно, но, в конце концов, мне не так уж долго его нюхать. А вот сделать хорошую петлю получилось не сразу - шнур елозил в руках и плохо гнулся. Наконец я сделал петлю, вытер масляные руки об штаны и залез на табуретку.
– Тю!
– раздалось за моей спиной, и я испуганно обернулся, насколько позволяла петля.
Дверь гаража была распахнута, похоже, я не запер ее. Или запер? В дверном проеме на фоне холодной осенней ночи маячила знакомая фигура - пузатый плащ и беспорядочные патлы вокруг здоровенной лысой макушки.
– Скотти Вильсон?
– не спросил, а скорее кивнул я.
– Привет, малыш Джонни, - сказал Вильсон.
– Вот зашел тебя проведать, а дома никого нет. Прочел твою записку. Какие красивые слова! Жаль, она их никогда не прочтет.
– Вильсон, что тебе надо?
– заорал я и почувствовал, что краснею.
– Мне очень и очень скверно, - сказал Вильсон.
– Мне нужен человек, который со мной поговорит. Я знаю поблизости одно уютное местечко.
– Очень скверно?
– недоверчиво спросил я, слезая с табуретки.
– Ужасно, - подтвердил Вильсон.
– Штаны переодень, все в масле. Кто же вешается в белых штанах? На них так плохо будет смотреться моча…
– А почему тебе скверно, дядька Вильсон? У тебя же вторая судимость? Так сильно страдаешь по Свободе?
– Я страдаю, когда вижу молодых дурачков вроде тебя. Джонни, ты мужик или нет? Тебе не стыдно так страдать из-за бабы?
– Как?
– растерялся я.
– Ныть из-за бабы. Хныкать. Жаловаться. Вешаться.
– Вильсон говорил кратко и требовательно.
– Посмотри на кого ты похож! Нытик, а не мужик! Возьми себя в руки! Вытри розовые сопли! Наплюй!
– Хорошо тебе говорить, дядька Вильсон, - я достал платок и высморкался, - со второй-то судимостью…
– Не второй, а четвертой, если уж на то пошло… Ты мне другое скажи - кто она? На кого ты повелся, дурень? Железяка с факелом! Рожа квадратная! Глаза пустые! Ни сисек тебе, ни писек!
– Как… - опешил я.
– Как ты можешь так говорить про свою любовь?!
– Кто тебе сказал, что я ее люблю?
– Погоди… - я уже начал догадываться.
– Так ты… ты любишь Гагарина?
– Я люблю деньги.
– Как же это?
– совсем растерялся я.
И тут до меня дошло.
– Вильсон… Ты… Ты мне поможешь?