Эра Лобановского
Шрифт:
Джордано Бруно подвижнически взошел на костер. Но прежде он открыл некие секреты мироздания, создал новые теории. Сначала создал, а уж потом имел мужество не отказаться от созданного.
А вот Галилей таким мужеством не обладал или же не считал нужным его проявлять. Он отрекся от своих теорий, его подвижничество подмочено. Но благодарное человечество все-таки чаще обращается к имени Галилея, чем Джордано Бруно. Просто потому, что Галилей больше создал для науки.
До сих пор люди еще не желают понять, что мужество без созидания — бессмыслица!
Изменить
Не мной первым сказано: «Несчастна та страна, которая нуждается в героях».
Я твердо убежден в том, что не вина, а беда Лобановского, человека, бесспорно, очень талантливого и одаренного, в том, что он, израсходовав много сил и здоровья, нервной энергии и интеллектуальных ресурсов, так и не стал великим тренером (хотя именно так нарекали его иные журналисты в пору преуспевания киевского «Динамо»). Давно известно, что нет подлинного величия там, где нет доброты, справедливости и правды. А с этим у Васильича бывали нередкие перебои, перерастающие порой в дефицит. Все познается в сравнении. Разница («они» и «мы») особенно стала чувствительной, когда из нашей страны тоже пошел «футбольный экспорт». В 1989 году в профессиональных клубах Англии, Франции, Италии, Австрии, Испании, Швеции и Финляндии играли 15 советских футболистов. Между прочим, журналисты на Западе недоумевали, почему советских игроков приобретают за сравнительно небольшие суммы и платят им очень небольшую зарплату. Ведь в чисто техническом отношении и по другим футбольным качествам иные наши футболисты не уступали западным звездам, за которых профессиональные клубы заплатили миллионы. Да и заработки заморских «профи» были гораздо выше тех, которые имели первые советские профессионалы. Но, похоже, переоценка ценностей не за горами. Свидетельством тому стал переход Александра Заварова в «Ювентус». По контракту, как сообщала печать, «Ювентус» за три года выступлений киевлянина в итальянском клубе в порядке компенсации должен был выплатить пять миллионов долларов (по два миллиона — киевскому «Динамо» и Национальному олимпийскому комитету СССР, один миллион — в бюджет государства). Эта сумма, указанная в контракте с «Ювентусом», впервые была близка к «европейским меркам».
Правда, наша печать скромно умолчала о том, что по этому же контракту знаменитая итальянская фирма «Фиат» (главный спонсор «Ювентуса») выполнила по спецзаказу и уже передала футбольному клубу «Динамо» роскошный, оборудованный по последнему слову техники автобус для команды, а также микроавтобус на десять мест (типа «Раф») и фешенебельную легковую автомашину. В одном из интервью газете «Советский спорт» начальник Управления внешнеэкономических связей Госкомспорта СССР словно бы вскользь упомянул, что обсуждение этого контракта проходило «...при активном участии В. Лобановского». Другие же газеты вообще об этом умолчали. А зря. Деятельное участие тренера в этих переговорах — тоже пример профессионализма. Иначе говоря, когда в дело включился не просто какой-то чиновник от спорта, а компетентный специалист Лобановский, тонко знающий европейскую футбольную конъюнктуру и, пожалуй, истинную цену наших звезд,— вот тогда мы не отдали свое богатство «по дешевке».
На Западе иные журналисты иногда называют Лобановского «Горбачевым советского футбола», имея в виду то, что в этом виде спорта он может считаться одним из инициаторов перестройки. Правда, начал он ее в своем клубе значительно раньше других. И дело не только в том, что в 70-е годы он (тогда еще вместе с Олегом Базилевичем) впервые показал, как советский клуб может побеждать своих знаменитых профессиональных соперников на самом высоком европейском уровне. И даже, видимо, не в том, что в 80-е годы, возглавляя сборную СССР, он способствовал возрождению утраченного на десятилетия престижа нашего футбола на мировой арене. Тогда в чем же его особая роль? Пожалуй, в решении Лобановского взять на себя нелегкое бремя лидера в борьбе за профессиональный статус советского футбола и в том, что он блестяще с этой ролью справился.
...Но, так или иначе, сделан серьезный шаг, и Лобановский — в ведущей шеренге первопроходцев. Коллегам есть чему у него поучиться, что перенять. Легендам о том, что к нему трудно подступиться, видимо, недолго оставалось жить. В конце восьмидесятых годов в Киеве я не раз беседовал с собратьями по перу или тренерами по футболу из Италии, Англии, ФРГ, Испании, Франции и других стран. Приведу фрагмент одного такого разговора и, надеюсь, будет понятно зачем.
В ту пору 42-летним Франко Томати мы познакомились на Республиканском стадионе. Он жил и работал в Генуе, где популярная «Гадзетта делло спорт» имеет свой корреспондентский пункт. Договорились, что обстоятельно побеседуем после того, как Франко выполнит свою «киевскую программу». Накануне отъезда синьора Томати на родину мы встретились.
— Вы работали на Чемпионате Европы-88?
— Да. Был аккредитован от «Гадзетта делло спорт».
— И там с Лобановским не встречались?
— Это было очень трудно. На пресс-конференции Лобановский обычно приходил не один, а с группой людей. К тому же возникали проблемы с переводом. Мы сами пытались наладить какие-то контакты с советской командой. Правда, по одному не ездили, а целой группой. Два-три раза нам удалось поговорить с Лобановским, но он сразу же объяснил, что у него есть своя программа. Выходит, нам все-таки несколько раз удалось вклиниться в эту программу и организовать с Лобановским что-то вроде пресс-конференции. Там, в ФРГ, у меня сложилось впечатление, что встречи с журналистами мешают Лобановскому в подготовке команды, и он рассматривает их как своего рода вмешательство в эту работу.
— Это вам не понравилось?
— Я просто привык к другой системе,— улыбнулся Франко. Национальная сборная Италии на чемпионате Европы принимала журналистов каждый день. Игроки уделяли нам по часу-полтора своего времени, тренер проводил пресс-конференции каждый день. Само собой разумеется, что легко работать с теми, кто чаще открывает свои двери. Но у Лобановского своя система, и я ее уважаю.
— Мне импонирует ваш подход, Франко! Вам легче работать с тренерами других сборных, не совсем нравится система взаимоотношений Лобановского с журналистами, но вы ее уважаете и, как у нас говорят, не пытаетесь вторгаться в чужой монастырь со своим уставом. Одним словом, принимаете Лобановского таким, какой он есть.
— Да-да. Мне удобнее работать с другими, но как я могу не уважать Лобановского? Раньше я слышал, что он очень замкнутый в себе человек и, в общем-то, непреклонный в своем мнении. Авторитарный, что ли, тип тренера. В Киеве у меня был фактически первый контакт с Лобановским, когда я мог с ним спокойно пообщаться. Он показался мне довольно симпатичным и очень располагающим к беседе человеком. Лобановский сказал, что живет футболом, любит его и только им одним занимается. Но я все же почувствовал, что это не совсем так. Он увлекается театром, хотя и редко туда ходит. В разговоре со мной он приводил высказывания различных писателей. Цитировал, к примеру, Пастернака. Все это говорит о его общей культуре. Одним словом, беседуя с Лобановским, я увидел в нем умного человека и почувствовал к нему симпатию.
— И в этой беседе не было ничего такого, что вам не понравилось?
— Честно говоря, не было.
— Я слышал, Франко, что ваши западные собратья по перу называют Лобановского «железным сержантам», «полковником» и даже «профессором»?
— Это правда. Но у нас «железный сержант» — это имя нарицательное. Так обычно называют этакого твердокаменного человека, который абсолютно уверен в своей правоте и не меняет своих мнений. Думаю, что Лобановский действительно твердого характера человек, который придерживается своих принципов и прочно на них стоит.
— Теперь, после личного знакомства с Лобановским, какой из трех эпитетов вы бы за ним оставили?
— До приезда в Киев мне очень нравилось «железный сержант», а сейчас предпочту «профессора».
Напоследок я спросил итальянского коллегу:
— Интересно, Франко, какими словами вы закончили корреспонденцию, которую передали в «Гадзетта делло спорт» из Киева?
— Я написал так,— сказал Томати. Может быть, Лобановский отличается от многих других. Как человек и как тренер. Да, он другой. Но даже если он не такой, как все, то, несомненно, лучше многих других.