Эра людей. Дьявол
Шрифт:
— Зовви! — рыдала Огневушка.
— Я тебе сколько раз говорил, не называть меня так на людях! — взревел Зован.
— Простите, господин Зован, я согрешила!
— Ой, ду-у-ура!
Я закрыл глаза, представил Натсэ и Авеллу, стоящих посреди тёмной комнаты. Ну нет у меня другого инструмента! что поделать?
— Чего ты хочешь? — спросили они у меня хором.
— Чтобы дерево опустило Зована на землю.
Девчонки
— Нет, это уже чересчур, — сказала она. — Вот, возьми это. Когда потребуется магия — направь её на объект и сформулируй намерение.
Я открыл глаза и с удивлением уставился на прутик у себя в руке. Недлинный такой, невзрачный. Мне его дала Натсэ. Но в реале-то он у меня откуда появился? Я хотел, чтобы дерево опустило Зована, а не чтобы Натсэ дала мне прутик.
— Я жду! — сказал Гиптиус и сложил руки на груди.
— Заткнись, — отмахнулся я от него прутиком.
— М-м-м! — гневно промычал Гиптиус, а потом добавил: — М! М-м-м-м-м, м-м-м, м-м!
Я посмотрел на прутик с уважением и сказал:
— Ого…
Вдруг стукнула дверь, и на улицу кто-то вышел. Обернувшись, я различил Авеллу. Ей тоже было немножечко дурно, а может, даже и не немножечко. Но она шла ко мне, обнимая себя за плечи.
— Мортегар, — услышал я её голос. — Почему ты убежал? Натсэ очень расстроилась. Мне кажется, она сейчас будет плакать.
— Я сейчас, я уже почти!
И я навёл прутик на дерево. Стиснул зубы, мысленно велел ему: «Опусти Зована!»
Дерево застонало, Зован вскрикнул и начал медленно опускаться на землю. В тот миг, когда его ноги коснулись земли, дерево быстро и с видимым облегчением распрямилось.
— Это было потрясающе, Мортегар! — восхитилась Авелла. — Как ты это сделал? Что это за прутик?
— Волшебная палочка, наверное, — сказал я. — Я, честно говоря, сам немного удивлён…
От всех сегодняшних событий у меня уже голова шла не то что кругом — квадратом.
— Ладно, — выдохнул я. — Об этом я подумаю завтра.
— И то верно, — сказал Зован, отходя подальше от дерева. Огневушка обнимала его так, будто он только что вернулся после десятилетнего отсутствия. — Ты б отдохнул, ага…
Я спрятал прутик за пазуху, не обращая внимания на гневное мычание Гиптиуса. Пусть себе помычит, ему на пользу.
— Идём, — сказал я и решительно взял за руку Авеллу.
И всё же к домику вела меня она, а не я её.
— Всё хорошо? — спросил я жалобно.
— Всё прекрасно! — заверила меня Авелла.
Голос её звучал слабо, но энтузиазм в нём слышался
— И с Натсэ всё хорошо? — допытывался я.
— Разумеется. Мама говорит, всё прошло на редкость благополучно.
— Мама говорит?!
— Ой… Госпожа Ниитлис. Я назвала её мамой? Какой кошмар… Кажется, я её так называла даже в её присутствии!
Авелла остановилась и схватилась за голову. Я закатил глаза. Ну вот, вечно она найдёт повод для отчаяния. Подумаешь, назвала мамой маму любовницы своего мужа. Ну, юридически-то, законная жена у меня только одна — Авелла, в девичестве Кенса, а ныне Леййан. Натсэ стала мирской супругой гораздо раньше, но магический мир на мирские связи не обращал никакого внимания. Теперь, правда, магический мир приказал долго жить, а вот связи — остались. И кто теперь лузер, а?! Мысленно я показал два средних пальца абстрактному магическому миру прошлого.
— Пошли, — потянул я Авеллу за рукав. — Вот если бы ты назвала её папой — было бы гораздо хуже.
Хотел, чтобы она улыбнулась, но, договорив, прикусил себе язык. Папа Авеллы, господин Тарлинис… Он был не лучшим человеком. Да чего уж там — он был высокомерной скотиной, домашним тираном, заставлявшим свою красивую и умную дочь чувствовать себя уродливой дурой. Но он был всё же её отцом. И был боевым магом, отважным и преданным. Не струсил и не отступил. Героически погиб в бою с Мятежным Пламенем.
Пожалуй, рановато отпускать шуточки насчёт папы. И всегда будет чуточку рановато.
— Ты прав! — Авелла опустила руки, и её голубые глаза будто сверкнули, отразив свет звёзд. — Хватит бояться. Да, мы многих потеряли, но сегодня мы многое обрели. Это — наш ребёнок, символ новой жизни! Вы… Вы ведь позволите мне считать этого ребёнка своим тоже?
— Что за глупый вопрос? Конечно, он твой. Наш. Мы — семья.
Авелла, благодарно сжав мою руку толкнула дверь и вошла внутрь. Мне ничего не оставалось, кроме как войти в освещённое лучинами и камином помещение.
Здесь всё ещё пахло кровью, потом и болью. Но теперь хотя бы никто не кричал. Приморгавшись к новому свету, я увидел удивительную картину.
Натсэ, бледная, с запавшими глазами, лежала в постели, тяжело откинувшись на подушки. Она держала крохотное существо, которое язык не поворачивался назвать человеком. Маленькое, сморщенное и — моё… Мне уже приходилось и видеть, и держать на руках такое. Это был ребёнок Ямоса и Тавреси. Но он не был моим.
Ниитлис, недавно обретённая мать Натсэ, сидела на стуле рядом с кроватью и, что-то нашёптывая, гладила дочку по волосам.