Эра надежд
Шрифт:
Де Тасьен тут же отцепил от пояса кошель и высыпал на стол его содержимое.
– Сорок пять двойных луидоров – это все, что у меня есть, – уточнил он.
– Зато вы духовно очень богаты, – утешил я его, – и, разумеется, вам будет предоставлена рассрочка на недостающую сумму. На тех же условиях, что и за пулемет. И вообще у нас в Австралии говорят: «Не имей сто рублей, а имей сто друзей». Так вот, в знак нашей дружбы я готов даже пойти на некоторые убытки в торговле с Людовиком. Так уж и быть, согласен заключить контракт по предоплате картинами. Их же много в Лувре и Версале? А ведь по мере развития искусства фотографии ценность картин будет падать. Вот мне несколько лет назад Вильгельм расхваливал картину какого-то Леонардо да Винчи, на ней изображена дама по имени Мона Лиза. Хорошо, если Леонардо смог нарисовать ее хоть сколько-нибудь похожей, а если нет? Мы же этого не знаем. А фотография воспроизводит объект совершенно точно.
– Это такая обнаженная, с пышными формами и на морском берегу? – проявил эрудицию собеседник.
– Нет, она, ко всему прочему, еще и одета, а фоном вроде бы служат какие-то горы. В общем, ничего особенного, однако из уважения к вам я готов дать за эту картину три… нет, пожалуй, все-таки два баллонета. Но зато они модернизированные, повышенной герметичности и весят на пятнадцать кило меньше старых. А насчет обнаженных, да еще на морском берегу… Знаете, давайте-ка я подарю вашему королю вот это, а то ведь черт знает на что приходится смотреть его величеству.
С этими словами я достал из сейфа лист большого настенного календаря с отрезанными датами, но зато с двумя голыми красавицами на фоне пальм и прибоя.
Де Тасьен восхищенно хрюкнул, а я продолжил:
– Вот, возьмите, пусть сравнит с тем, что у него есть. Ну а мы кроме этой самой Лизы готовы принять еще какие-нибудь работы да Винчи. Потом вроде был такой Тициан, тоже довольно неплохо рисовал. И у Рембрандта встречаются вполне терпимые картины. В общем, передайте его величеству мое предложение. И, может, примем еще по чуть-чуть? За грядущие успехи Небесного Флота Франции.
Де Тасьен быстро умял порцию поросенка и, пока я расправлялся со своей, взял посмотреть спецификацию на новую турбину. Дойдя до цифр мощности и оборотов, он удовлетворенно хмыкнул, но потом на его челе отобразилась напряженная работа мысли, а затем мне был выдан ее результат:
– Ваша светлость, позвольте посомневаться, что старый винт будет нормально работать с новой турбиной.
Гляди-ка, подумал я, вот до чего повысилась техническая грамотность среднего французского дворянина! После двухсот граммов спирта в уме делает хоть и приблизительный, но все же расчет режима работы воздушного винта. Этак у них скоро даже самый последний академик будет знать не только таблицу умножения, но и правила извлечения квадратных корней.
Отодвинув пустую тарелку, я ткнул пальцем в самый конец документа, где говорилось, что в комплект поставки входит четырехлопастный винт, и де Тасьен успокоился. В ознаменование чего принял еще полстопки и продолжил посвящать меня в особенности конструкции дирижаблей французской сборки.
Выяснилось, что они были заметно тяжелее своих австралийских аналогов не только из-за бумажных баллонетов. Сам корпус, хотя вроде бы делался один в один с оригинала, весил примерно на полтораста кило больше. В результате перед пилотами стоял простой выбор – брать можно либо полный запас горючего, либо груз, а и то и то не получалось. Правда, французы все-таки один раз, при постройке «Гаскони», попробовали не выйти за лимит веса. И вроде это у них получилось, но в первом же полете треснула килевая балка, да еще пропорола при этом центральный баллонет. В общем, только опыт и хладнокровие экипажа плюс немалая толика везения позволили завершить полет не падением с последующим взрывом, а хоть и аварийной, но все же посадкой.
Потом килевая балка была склеена и усилена, но при наполнении дирижабля водородом треснула опять, уже в другом месте и еще до подъема в воздух. Ее опять подклеили и усилили, теперь уже более основательно, в результате чего дирижабль оказался настолько перетяжеленным, что вообще не смог оторваться от земли.
– Наш клей не идет ни в какое сравнение с вашим, – пожаловался адмирал. – И лак никуда не годится, ложится неровно, весит много и постоянно облезает.
Войдя в рассуждение проблем собеседника, я подарил ему бочку эмалита, который в зависимости от степени разведения мог служить и клеем, и лаком, и две бочки ацетона. Пусть поскорее вводит в строй свою «Францию», а то последнее время англичане летают так, будто никакой войны вокруг вообще нет. Хватит им халявы, тем более что как приобретение квалификации, так и закалка характера возможны только в процессе преодоления трудностей.
– Если не секрет, вы направляетесь в Испанию или еще куда-то? – поинтересовался адмирал, отхлебывая пиво.
– Да, а вы что, тоже собираетесь в те края?
– В том-то и дело! Скажу по секрету – до нас дошли сведения, что англичане собираются захватить крепость Гибралтар, которая контролирует пролив. Франция не может послать на помощь флот и тем более сухопутные войска, но его величество решил сразу по завершении ремонта отправить на помощь испанцам «Францию».
– Так вы, получается, будете воевать совсем рядом с нашей стоянкой! Вот, гляньте карту, тут и ста тридцати километров не наберется. Надеюсь, вы не собираетесь сильно шуметь по ночам? А то, знаете, у нас на «Врунгеле» народ не любит, когда ему мешают спать. Кстати, если будет настроение, залетайте в гости, я вам всегда рад. Мы вас и водородом дозаправим, в случае чего, и спирта дольем, не сомневайтесь. Только причаливайте не к самому кораблю, а на берегу, ближе к королевской резиденции, я заранее распоряжусь установить там мачту.
Ведь действительно, подумалось мне, у нас тут идет уже седьмой год восемнадцатого века, а англичане до сих пор не удосужились захватить эту скалу! Правда, сама Война за испанское наследство моими стараниями началась чуть позже, но это не оправдание. Хотя, с другой стороны, а зачем она им нужна? Мало ли как потом сложатся международные отношения. Вдруг лет через пятьдесят со скалы шарахнут из пушек по мирно проплывающему по своим делам австралийскому сверхдредноуту? И не суть, что не попадут, а если вдруг случайно попадут, то не нанесут никакого вреда. Важен сам принцип! В общем, не помешает предупредить испанцев. Людовик, наверное, уже послал гонца, но сколько времени он будет добираться? А у нас есть более совершенные способы связи. Ведь для наблюдения за королевой в Севилье осталась медсестра, а при ней пять человек для охраны и небольшая рация на всякий случай. Опять же в окружении короля Филиппа теперь есть люди, которые внимательно выслушают все, что им скажут, и донесут до короля необходимые сведения. Не считая того, что медсестра обязательно побеседует с королевой, а та, понятное дело, со своим благоверным. Хотя, конечно, испанцам все равно не удастся отстоять свою скалу, несмотря на поддержку с воздуха. Но пусть хоть отдадут ее не сразу и не задаром, а после ожесточенного сопротивления! В общем, мое дело – предупредить Филиппа, а дальше пусть он сам думает.
Что интересно, король действительно придумал, и довольно любопытную вещь, но о ней я расскажу чуть позже. А пока мне пришлось ненамного отвлечься от своих мыслей, потому как уже начавший прощаться де Тасьен вдруг спросил:
– Но все же, ваша светлость, поясните мне – зачем вам понадобились картины из Лувра? Они же не идут ни в какое сравнение с вашими фотографиями, это я могу сказать совершенно точно.
Тут адмирал осторожно помахал свернутым в трубку календарем для Людовика.
– Все очень просто, дорогой граф, – объяснил я. – Мы поместим их в музей. И если в какой-нибудь школе ученики будут без должного внимания относиться к постижению основ искусства фотографии, устроим им экскурсию. Мол, смотрите, сколько труда и, главное, с какими скромными результатами было затрачено на изображения – и все только оттого, что люди не умели обращаться с фотоаппаратом.
Глава 21
Наш крейсер, подойдя к берегам Испании, не сразу начал подниматься вверх по Гвадалквивиру. Дело в том, что рейсовый клипер из Ильинска шел с опережением графика, и появилась возможность встретиться с ним перед продолжением визита к испанским величествам. Но так как этот корабль имел маломощный двигатель, предназначенный в основном для маневрирования в портах, идти вверх по реке ему было неудобно. Вот мы и ждали гостя неподалеку от порта Сан-Лукар. Говорят, именно отсюда отправился в свое знаменитое плавание Магеллан, но сейчас, пожалуй, он наверняка выбрал бы другое место. И порт, и городишко при нем производили жалкое впечатление.