Эрбат. Пленники дорог
Шрифт:
— Вот даже как? Что ж, приятно слышать такое о своей внешности… Значит, мои труды в этом направлении не пропадают даром.
— Я не знаю кто вы такой, как вас звать и что вам от меня надо. Но догадываюсь, что вы привели меня сюда со связанными руками и поставили перед толпой мужиков только для того, чтоб посмотреть, каким образом я поведу себя в этой ситуации, что буду делать в ответ на грозящую мне опасность. Изучаете, так сказать, как подопытного зверька… А знаете, отчего вы мне разрешили сесть? Просто лавка находится на пару шагов дальше от того места, где я недавно стояла, и допрыгнуть отсюда до вас из сидячего положения в случае чего мне будет куда сложнее. Далековато, да и вас будет лишняя доля секунды, чтоб попытаться меня остановить. В этой ситуации не имеет особого значения, связаны у меня руки, или развязаны…
— Попридержи язык. Я начинаю терять терпение. Или это уже ты начинаешь испытывать меня?
— Кстати, я тут подумала, и получается слишком много совпадений… По всему выходит, что вы являетесь главной фигурой в неудачной попытке заговора. Случайно, не вы ли были тем человеком, который пытался организовать подмену принца Домниона двойником? Похоже, власть у вас немалая — вон, даже герцог Стиньеде слушается. Стоп, стоп… Значит вы и есть именно тот, кто организовал заговор против наших стран и стоял во главе его? И именно вы похищали Дана… Попытка замены династий… Вернее вы только осуществляли то, что задумал ваш Нерг?
— Медленно соображаешь. И почему это я всего лишь пытался? Дело было поставлено неплохо. Я, как ты понимаешь, действовал отнюдь не в гордом одиночестве. Такие более чем очевидные вещи должны раньше доходить до каждого, у кого имеется хоть малая толика мозгов. Но это если внимательно всматриваться. А так, глядя со стороны, любой несведущий человек признает, что к этой истории я не имею никакого отношения. Во главе заговора стоял этот старый раздолбай, герцог Стиньеде, с которого и должен быть весь спрос. А я — никто. Ну, участвовал по мелочи, по ошибке… Так сколько нас таких, невольных участников, не знающих, куда их втянули?..
— Это вы называете "по мелочи"? Указывал тем, кто участвовал в заговоре, что им надо делать, давал деньги, организовывал нужные связи, дергал за ниточки, наказывал, если что-то шло не так, как задумывалось…
— Правильно — довольно усмехнулся мужчина. — И все это было. Но вдумайся: кто такой я? Так, незаметный серый человек за глухой стенкой, о котором почти никто не знает. Пусть даже заговор провалился, но какие ко мне могут быть претензии? Во всем виноват старый герцог со своей невероятной манией величия, а при чем здесь Нерг? Абсолютно ни при чем! Бедный, несчастный, многократно оклеветанный Нерг! Правда, на этот неудавшийся заговор нами было угрохано столько денег — даже вспоминать не хочется! И, следует признать, в целом замысел был неплох. Увы, но с кандидатурой герцога на престол мы, похоже, промахнулись. Надо было искать кого помоложе, более ловкого и ухватистого, а не ставить на этого старого скользкого налима, звездное время которого, судя по всему, осталось в прошлом. И потом, неизвестно, чем бы закончилось наше дело, если бы не ты. Известная всем истина: песчинка, попавшая в хорошо отлаженный часовой механизм, может наделать немало бед. Ты — наглядный пример этой прописной истины.
— Значит, именно сюда, в это самое место, и должны были доставить Вена и Дана?
— Вот именно. Должны были, но не довели. Вот олухи! А ведь все было так хорошо просчитано! Ни на кого из вас, паршивых людишек, ни в чем нельзя положиться! Ничего, позже ты у меня еще посидишь на раскаленных сковородках, и не раз проклянешь тот миг, когда вздумала влезать в чужие игры больших людей.
— Так выходит, эти мужчины, что были здесь недавно…
— Такие же неудачники, раздолбаи — заговорщики, как и старый осел Стиньеде. Вернее, те из неудачников, кому удалось уйти от тайной стражи.
— В их числе и те, которых вы сумели вытащить из тюрьмы вместе с герцогом Стиньеде, и отправили сюда на том же судне?
— Естественно. Надо постараться собрать осколки от разбитой чашки. Вот я и собрал тех, кто в ожидаемом спектакле со сменой династии должен был играть основные роли. Может эти неудачники сгодятся в будущем хоть на что-то полезное… Да и у вашего Вояра будет поменьше лишних болтливых языков, которые ему невесть что могут наплести. И потом, забрать из-под носа у Вояра, чуть ли не прямо из тюрьмы таких заговорщиков!.. Давненько Вояр от меня такой плюхи не получал! Он поймет, от кого ему послан сюрприз…
— Вначале ответьте мне на вопрос — я с трудом сдерживала клокочущую во мне ярость. — Что же такое сотворил со мной тот колдун, ваш приятель, если вы снисходите до разговора со мной? Что вам от меня надо?
— Имущество вопросов не задает. Я и так оказал тебе слишком большую любезность, снизойдя до разговора с подопытным животным.
— Вот даже как…
— Естественно. Если у меня появится такое странное желание, то я могу поговорить со своим верным мечом, или с кинжалом, даже с колбами и ретортами в лаборатории, но унижаться до долгой беседы с любым из вас — это уже чересчур даже для меня.
— С кем это — из вас?
— Ты — имущество, причем такое же, как, допустим, тот стул, на котором я сижу. Ах, извини, ошибся! Стул — это ближе к мужчинам, а ты, баба, можешь считаться, в лучшем случае, табуреткой. И знай: если бы не мой интерес к кое-каким подробностям, то б я тебя давно в ближайшем муравейнике живой закопал.
— И, тем не менее, я бы хотела получить ответ на свои вопросы.
— Ну, мне и самому интересно, что именно мой друг сделал с тем обрядом! В этом надо еще разбираться, многое уточнять. Он был большим умницей, мой так не вовремя погибший друг… А тебе лишнего знать не надо. Как ты говоришь — тот колдун… Запомни: отныне и навсегда я желаю и требую, чтоб в любом разговоре ты называла его по — другому, а именно — достопочтенный Канн — Хисс Д'Рейурр. Так же ты должна называть и моего учителя — достопочтенный К'Рат — Дел. Только так, и не иначе. И заруби себе на носу, на лбу, или на руке — не знаю, где для тебя более удобно: Канн — Хисс Д'Рейурр был для меня не приятелем, а другом, память о котором я чту. Так что слово "приятель" по отношению к нему ты должна забыть. Приятель может быть у тебя, и то лишь в случае, если я позволю завести нечто подобное, но на это тебе рассчитывать не стоит. Во всяком случае, пока. Меня же отныне ты должна называть господин или хозяин — позволительны оба эти слова. Хамство или дерзость по отношению хоть к кому-то из нас, естественно, недопустимы даже в мыслях. Повторять тебе все это во второй раз я не намерен. Надеюсь, все понятно?
— Желать вы можете многое. У меня, знаете ли, тоже есть о чем мечтать, только вот с исполнением желаний дело туго обстоит… Мне непонятно другое: с чего это я должна делать то, что вы только что сказали? Написал ему приятель в письме… Да пусть он вам пишет все, что угодно! Мало ли что и кому может придти в голову! Это его дело, а у меня своя жизнь, в которой я не желаю не иметь никаких дел ни с одним из вас двоих! И вообще: моим мнением по этому поводу кто-то из вас двоих поинтересовался? Я не вещь, а свободный человек, и вовсе не собираюсь исполнять неведомые капризы давно умершего человека, тем более того, кто сделал из меня батта… Вы оба засуньте свои желания знаете куда? Попадись мне в руки сейчас тот ваш приятель, не знаю, что бы с ним сделала!
— С чего, значит, ты должна делать то, что тебе приказано…
В ту же секунду мое сердце словно со страшной силой сжали ледяные пальцы, а еще через мгновение я не смогла дышать, без сил хватая ртом воздух, который не проходил вглубь горла. Это длилось бесконечно долго, а потом давление ослабло. На несколько коротких секунд я сумела перевести дух, а потом пальцы вновь сжались на моем бедном сердце. Казалось, оно вот-вот лопнет от того, с какой невероятной силой его безжалостно давили стальные тиски, одновременно с этим вонзая в мое тело сотни раскаленных иголок. Боль была такой сильной, что мне казалось, будто через них в меня течет ручей из жидкого огня, причем в эту бурлящую струю без остановки вливаются все новые и новые струйки, не оставляя в покое самой крохотной клеточки тела… Однажды в детстве я случайно обожглась каплей раскаленного свинца, и хорошо запомнила ту жгучую непреходящую боль. Но то, что я испытывала сейчас — это было хуже, куда хуже, хуже во много раз… Я уже была не человеком, а сгустком всепоглощающей боли. Вокруг головы будто крутился раскаленный обруч, без остановки сжимающий мою голову все сильнее и сильнее. Это даже не боль, это нечто немыслимое и куда более страшнее…Не в силах человека вынести такое…