Эрбат. Пленники судьбы
Шрифт:
В комнате повисла напряженная тишина. Из головы Дариана отчего-то вылетели все заранее приготовленные слова, а у побледневшего графа и вовсе не было слов. Наконец прекрасный граф спросил (вернее — взвизгнул, так как у него от волнения или испуга перехватило голос):
— Вы кто?
— Дариан. Меня так сложно узнать?
— Нет…
— Это именно я. В доказательство могу показать спину…
И тут Дариан вновь увидел, как прекрасное лицо графа в одно мгновение может стать отталкивающе-безобразным, совсем как много лет тому назад, когда он требовал, чтоб сын сказал, куда спрятаны камни Светлого Бога… И что еще никак не ожидал увидеть Дариан — так это настоящую ненависть в глазах графа, причем ненависть настолько лютую, что парень мгновенно понял — напрасно он пришел сюда, пытаясь наладить родственные отношения… Тут ни о каком прощении или взаимопонимании не может быть и речи. Раньше парень часто думал о том, что они с отцом скажут друг другу при встрече, но такой откровенной неприязни, граничащей с ненавистью, он никак не ожидал.
Несколько шагов в сторону — и граф, схватив стоявший на столике медный колокольчик, начал изо всех сил трясти его. В комнату заглянул слуга.
— Что угодно вашей…
— Позовите сюда моего сына Кастана! Немедленно! Немедленно! — закричал граф срывающимся голосом,
Слуга ушел, а граф продолжал смотреть на стоявшего перед ним светловолосого парня с ужасом, злобой и ненавистью, причем ненависти становилось все больше и больше…
— Ты, ты… Ты откуда здесь взялся? — в голосе графа по-прежнему проскальзывали визгливые нотки. — Что тебе от меня надо? Зачем пришел?
Тем временем вновь отрылась дверь, и в комнату вошел молодой темноволосый мужчина. Кастан… Удивительно красивый человек, внешне очень похож на отца, только вот волосы у него такие, как у большинства жителей Таристана — прямые и жесткие. Более того: несмотря на молодость, Кастан начал заметно лысеть с макушки, и ему приходилось тщательно зачесывать волосы назад, чтоб прикрыть свой неровный шишковатый череп.
— В чем дело? Дорогой папаша, что опять случилось? Ухажер вашей очередной пассии заявился, чтоб начистить вам морду? Должен заметить — давно пора…
Граф выставил вперед палец, указывая им на Дариана:
— Он пришел!.. Нашелся…
— Кто — он?
— Дариан…
— Тот самый? Твой сынок, чтоб его…
— Он самый!
— Ты уверен? Это именно тот человек?
— Да…
— Значит, объявился… — Кастан, в отличие от отца, вел себя куда более спокойно. Он не стал терять время попусту, и утверждать, будто перед ними стоит невесть откуда взявшийся самозванец, а принялся трезво оценивать происходящее. Похоже, он не относился к числу паникеров, а, скорее, принадлежал к тем деловым и практичным людям, кто пытается обратить в свою пользу все, что происходит на их глазах.
Вот и сейчас: оглядев стоящего перед собой молодого человека, он с легким презрением в голосе бросил графу:
— Что ж, очень может быть… К этого человека почти что твои волосы, дорогой папаша, которыми ты так безумно гордишься, да и на лицо вы чем-то схожи меж собой, хотя и весьма отдаленно. Я мог бы усомниться в том, что этот человек и есть тот самый давно сбежавший недобитый сопляк, но вот его глаза… Один в один такие же бесцветные и пустые, как у герцогов Белунг, которые в свое время натянули вам козью морду, блистательный граф. Лицо, волосы, глаза, и еще что-то, дающее уверенность в том, что парень не врет… Слишком много совпадений. Могу предположить с почти полной уверенностью, что, судя по всему, так оно и есть: этот лупоглазый — твой старший сынок. Поздравляю вас, дорогой граф, с вновь обретенным чадом! Только вот что ты делать будешь, козел старый, со всей этой ситуацией?
— Камни… — в ужасе прошептал граф. — Кастан, камни…
— Помню. Они самые… И потом, если мне не изменяет память, вы сразу же должны выполнить приказ нашего короля. Правда, этот старый хрыч давно умер, но его давний указ никто так и не отменил…
— Нет, только не это! — граф в ужасе схватился за голову.
— Да, папаша, чувствую, что грехи отцов должны исправлять их дети… — губы Кастана неприятно изогнулись на его красивом лице. — Если я правильно понял, дорогой граф, сейчас перед нами во всей красе стоит последствие вашего давнего блуда и первопричина многих наших несчастий, так? Интересно посмотреть на это порочное создание…
Дариану захотелось повернуться и уйти. Отец и брат говорили о нем так грубо, и настолько бесцеремонно, словно его рядом и близко не было, да и в выражениях особо не стеснялись…
— Кстати, а чего ты молчишь? — соизволил обратиться Кастан к Дариану. — Скажи что-нибудь.
— Что ты хочешь услышать?
— Ну, хотя бы про то, каким непонятным образом ты умудрился выжить, и в какой норе прятался все эти долгие годы…
— Разве вам это интересно?
— Честно? Нет. Ни в коей мере. Досада, конечно, присутствует… И знаешь, на что? Не понимаю, как это моя мамаша тебя угрохать не смогла?! А ведь, говорят, пыталась, да все без толку. Надо признать: это упущение с ее стороны, а она редко допускала подобные проколы… И ведь чувствовала моя дорогая мамаша, что ты жив, да вот найти тебя никак не могла, как ни старалась. Ты прямо как тот беспородный кот, которого как ни дави, а он все равно выживет… Да, характером он, похоже, не в вас, дорогой отец, а в родню своей мамаши уродился: те тоже много не говорят, но свое дело доводят до конца…
Вот, значит, как… Разговор с самого начала пошел вовсе не так, как рассчитывал Дариан, а сейчас окончательно свернул не в ту сторону. Стало противно… И что он тут делает, зачем выслушивает все оскорбления? Давно надо было уйти…
Но стоило повернуться к дверям, как снова раздался голос Кастана.
— Куда это ты собрался так быстро, а? Пришел поговорить, а сам к дверям кидаешься! Это уже совсем не по-родственному. Для начала давай общую тему для разговора найдем, хотя бы о наших матерях побеседуем… Я, например, все еще твою мамашу помню. Не веришь? Зря…
Дариан повернулся к Кастану, а тот, глядя на него, продолжал говорить, по-прежнему кривя свои красивые губы.
— А знаешь, отчего я все еще ее помню? Просто я тебе уже тогда завидовал. Сомневаешься? Напрасно. Да-да, я завидовал, и все из-за твоей матери. Она все время была рядом с тобой, сюсюкала над своим сыночком, тряслась над ним, то есть над тобой, будто ты для нее был невесть каким сокровищем… А вот моя мамаша, кол осиновый ей в усыпальницу! моя сволочь-мамаша — увы, она любила не меня, а нашего дорогого папашу! Причем любила только его одного, и больше никого во всем мире! А я… Хотя моя сволочь-мамаша и была редкой сукой, все же я любил ее куда больше, чем она меня. Если ты не в курсе, то не помешает знать, что я у нее был лишь средством для того, чтоб удержать этого кобеля, нашего папочку, вечно шляющегося неизвестно где и невесть с кем… Так ведь? — обернулся Кастан к испуганно замершему отцу, а потом снова устремил свой взгляд на Дариана. — О, молчит наш милый папуля, но при этих словах рожа у него донельзя довольная: еще бы, ведь все именно так и было, а наш папашка не выносит, чтоб его опережали хоть в чем-то, а то, что от папули все без исключения бабы теряли голову — это общеизвестно. Дорогой граф, так?
Однако прекрасный граф молчал, лишь с непреходящей ненавистью то и дело косился на Дариана. Но парень к тому времени уже и сам понял: ему не стоило приходить сюда… А Кастан тем временем продолжал:
— Наш папаша… Что бы он ни говорил, и как бы не изображал на своей холеной морде скорбь и страдание, но я-то знаю: он приложил свою руку не только к смерти твоей матери, но и к моей тоже… Так, папаша? Молчишь? Конечно, у тебя всегда виноват кто угодно, только не ты! Кстати, папаша, обратите внимание: ваш бастард слушает и радуется — хорошо, что я удрал из этой семейки, где все друг друга не выносят… Мой внезапно объявившийся братец, должен сказать тебе, что твоя мамаша тоже была полной дурой — смотрела на нашего папашу во все глаза и верила всему, что он ей говорил. Или писал… За что, собственно, и поплатилась. Дура.