Эрбат. Пленники судьбы
Шрифт:
Между прочим граф куда больше, чем кто-либо другой, заслужил это самое приданое! Чего стоит один только жуткий переход через горы, на который он пошел, чтоб увезти из дома ту блеклую девицу и сбить со следа погоню! Прекрасный граф лишь оттого решился на этот страшный путь, что был уверен: в конце пути его ждет заслуженная награда! А ведь он мог не раз погибнуть в тех жутких скалах, или же (о, ужас!) обморозить лицо! Графа все еще била нервная дрожь, когда он вспоминал о пронзительном холоде, неисчислимых опасностях, усталости, отсутствии нормального питания…
Теперь выходит, что все это было напрасно, и за все свои неисчислимые страдания он не получит никакой компенсации?! Получается, что все, что он заимел в результате своих тяжких трудов — так это бесцветная девица, невзрачный мальчишка, разрушенные надежды и насмешки при королевском дворе?! Как это ни горько, но теперь граф понял одну весьма неприятную истину: у жадных и наглых северян нет ни стыда, ни совести!
А ведь он, граф, сделал все, чтоб пойти навстречу герцогу в этом совершенно понятном вопросе. Не хочет платить приданое из принципа — что ж, можно поступить по-другому. Граф соглашался жениться на этой неприглядной дочке герцога, если ее папаша обязуется каждый год выплачивать графу определенную сумму. Конечно, граф требовал немало — кто ж спорит! но ведь ту тяжкую душевную травму, что ему нанес папаша Кристелин, тоже надо было как-то компенсировать! И потом, выплачивать эти денежки каждый год герцогу Белунг было вполне по силам! Чего тут ломаться-то? Ну, ужал бы кое-что из своих расходов, роскоши б поубавил — и без того, скотина такая, живет богаче всех! зато его дочка могла считаться замужней дамой!
Так ведь и тут ничего не вышло, и даже более того: герцог вернул графу его письмо с перечислением требованиями не просто так, а через короля Таристана, причем вернул без ответа. Вместо того папаша Кристелин приложил к тому письму издевательски-вежливую просьбу лично к Правителю Таристана с просьбой нанять для графа учителя математики: дескать, у вашего подданного проблемы со счетом, путается в количестве нулей после первой цифры…
К тому же у него прибавилось врагов по ту сторону Перехода! Будто тех, что уже имеется, мало… Да еще и постоянная головная боль: что делать с Кристелин и ее сыном? Не будь ее папаша таким знатным, богатым и влиятельным — враз выставил бы за порог эту невзрачную девицу вместе с ее белобрысым отродьем! Не она первая…
Но поступи так — потом неприятностей не оберешься! Похоже, что при дворе Таристана на нее уже имеются некоторые виды, и тут главное — самому не продешевить! И ведь надо что-то решать, и вряд ли все утрясется само собой… А, между тем, ему ни в коем случае нельзя нервничать — от этого образуются морщины, волосы тускнеют и кожа может приобрести нездоровый оттенок! Ужас! И во всем виноват лишь этот проклятый северный герцог со своей неуступчивостью!..
Таковы были невеселые мысли графа, и он не очень-то старался их скрывать. Увы, но проигрывать всегда неприятно…
Ну, а Кристелин… Она даже не пыталась уйти из замка: пускаться без подготовки в дальний путь по незнакомой стране одной, без денег, с маленьким сыном на руках было безумием, так что об этом пока нечего было и думать. Как это ни тяжело, но она вынуждена переждать несколько лет, пока Дариан подрастет, и сможет вынести тяготы пути. Но, тем не менее, она уже начала прикидывать, каким образом им покинуть этот дом-тюрьму, куда она попала по своей воле, тем более что существование здесь со временем становилось все более и более невыносимым. Постоянные унижения, оскорбления, колкости, причем все это относилось равно как к матери, так и к сыну. Доходило до того, что Кристелин и Дариану разрешалось выходить из своей комнаты всего один раз в день, и то на прогулку в сад. Впрочем, эти прогулки были их почти что единственной отрадой среди каменных стен…
В каком-то смысле Кристелин понимала чувства Гарлы. Постоянно иметь перед своими глазами девицу, на которой хотел было жениться ее муж!.. Любой женщине, окажись она на месте Гарлы, больно знать, что рядом с тобой живет другая особа, имевшая виды на ее супруга!.. Подобного нельзя пожелать ни одной женщине. И даже более того: у этой девицы, живущей в замке, есть ребенок, сводный брат ее сына, да еще, возможно, претендующий на титул!
Кристелин несколько раз пыталась поговорить с Гарлой, что-то ей пояснить, но все эти попытки были бесполезны. Да и что можно объяснить женщине, оскорбленной до глубины души? Единственное, что вынесла Кристелин из тех бесед, так это грубая площадная брань, которой осыпала ее Гарла. Вот уж в ругани с Гарлой было сложно тягаться даже базарным торговкам — жена графа могла заткнуть за пояс любую из них. И еще при встречах с Гарлой молодая женщина постоянно слышала нешуточные угрозы, произнесенные вслед. Кристелин уходила в свою комнату, и там, глотая слезы и перебирая в памяти слова жены графа, понимала, что во многом Гарла права: это она, северянка, жительница иной страны, влезла в чужую семью, в незнакомый ей жизненный уклад, и теперь за это расплачивается. Из-за этого постоянно терзавшего ее чувства вины она и терпела хамство и грубость графини — считала, что заслужила подобное обращение с собой.
Несколько раз за эти годы в замок графа приезжал старый барон Обре, сосед герцога Белунг. Это были самые счастливые дни для матери и ее маленького сына. Человек с родины… Хотя барон не говорил Кристелин ничего неприятного, но та понимала, что старик чувствует свою вину за то, что именно по его просьбе граф Д'Диаманте был принят в доме герцога Белунг. Как видно, по этой причине старый барон и пускается в долгие путешествия из Валниена в Таристан — ему хочется лишний раз убедиться, что у Кристелин все в порядке. Похоже, что увиденное в замке графа никак не успокаивало старика, а его разговоры с графом приводили лишь к тому, что старик лишний раз хватался за сердце.
Зато барон от души радовался, глядя на маленького Дариана, к которому одинокий старик всем сердцем привязался сразу же, как только его увидел. Только вот, по мнению барона, внешне ребенок куда больше походил на отца.
— Ну, Кристелин, до чего же у тебя парень хорош! — не переставал восхищаться старик. — И такой милый на лицо уродился — не передать! Не знаю даже, на кого парень похож — на отца, или на деда. От обоих поровну взял… — твердил он молодой матери. — Дай срок: вырастет — девки ему проходу давать не будут, не сомневайся!
— Ой, не надо! — махала руками Кристелин.
— Надо, не надо… Что есть — то есть, парень у нас — загляденье! Не внучок, а чудо! Вон, как улыбнется — у любого сердце растает!
Кристелин и сама видела, что ее сын унаследовал от своего отца, кроме необычных по красоте волос, еще и его удивительное обаяние, пусть даже оно проявлялось далеко не в полной мере. В нем уже время от времени появлялось нечто, способное размягчить самое черствое сердце.
А вот законный сын графа, Кастан, не обладал этим даром ни в малейшей степени. Внешне — копия отца, то же изумительное лицо, бархатные глаза… И в то же время с таких юных лет в нем пробивалось чванство, призрение к другим, нарождающаяся жестокость… Красивый ребенок, который, как это ни странно, скорее отталкивал от себя, чем вызывал расположение, такое, казалось бы, естественное, для столь привлекательного малыша. И еще: уже с самых ранних лет Кастан ненавидел Дариана. Впрочем, к этому свою руку приложила и Гарла…
Что касается Дариана, то он, совсем не избалованный вниманием отца, в дни приезда барона Обре постоянно находился возле гостя, называл того дедушкой Обре, отчего растроганный старик едва не плакал. И он был рад выполнить любую просьбу Кристелин, какой бы странной она ему не казалась…
Через барона Кристелин каждый раз передавала письма отцу — как это ни горько было признать, но графу она больше не могла доверять. Но ответа на свои послания она так ни разу и не получила. Да и барон на вопрос Кристелин о ее письмах, или об ответах на них, лишь разводил руками и беспомощно отводил взгляд — Кристелин было понятно, что герцог не хотел ничего слышать о своей дочери. К тому же из нескольких случайно оброненных им фраз ей стало понятно, что бедняга барон лишний раз старается не показываться в доме ее отца. Нельзя утверждать, что ему отныне заказан вход во дворец сиятельного герцога, но и видеть старика с некоторых пор там тоже особо не желают.